Несмотря на все заявления о том, что усилия хунты направлены на обеспечение ускоренного развития страны, факты свидетельствовали об обратном. Я уже писал о том, что однобокое восприятие полковниками истории, их подходы к управлению, основанные главным образом на клиентелизме, увековечивали архаичные, зачастую клановые, а в целом глубоко несовременные общественные отношения в стране. Несмотря на все разговоры о необходимости уничтожить старую систему, идеология полковников была направлена не на создание нового социального порядка, а на сохранение и укрепление существующих социальных ценностей и привычных, традиционных моделей поведения.
Поэтому говорить о том, что они создали полноценную, и тем более революционную, идеологию, никак нельзя – слишком много там было замешано на посредственности. Можно говорить об определенном социальном менталитете, по сути, псевдоидеологии социальной ненависти крестьянских детей к буржуазии, которая на практике выливалась в милитаристские, иерархические и авторитарные взгляды. Эта псевдоидеология была обращена не в будущее, а в прошлое, и поэтому не годилась для обеспечения прорыва Греции к достойной жизни во второй половине двадцатого века.
Не менее наглядным примером этого служит и политика хунты в сфере образования. Одной из главных проблем Греции в 1960-х годах было отсутствие квалифицированной рабочей силы, способной обеспечивать потребности бурно развивающейся греческой экономики. В наши дни эту проблему назвали бы остро стоящей проблемой человеческого капитала. Греческая система образования была безнадежно устаревшей как с точки зрения ее организации и структуры, так и с точки зрения содержания образования, и потому была неспособна ответить на стоящие перед страной вызовы времени.
В школьном образовании превалировали классическая филология и абстрактные дисциплины, сохранялось историческое двуязычие и отсутствовали элементы практической, в том числе профессиональной, подготовки. В университетах был перекос в сторону естественных наук, а история, социология и политология не поощрялись, потому что были недостаточно развиты или представляли определенную опасность по политическим соображениям.
Пытаясь решить эту проблему, Г. Папандреу провел в 1964–1965 годах реформу системы образования, в ходе которой была реорганизована структура среднего образования (восемь лет обучения вместо шести, возможность продолжать обучение в коммерческих и технических училищах после окончания гимназии), обучение в школах было переведено на димотики, создавались новые университетские кафедры в области социальных наук, началась подготовка к открытию нового университета в Патрасе и т. д.
После прихода к власти в 1967 году Пападопулос немедленно отменил все нововведения Г. Папандреу. Обучение было вновь переведено на кафаревусу и сокращено на два года, а из программ изъяты все элементы профессиональной подготовки. Кроме того, был введен запрет на университетскую автономию, проведена чистка профессуры и ужесточен государственный и политический контроль на всех уровнях системы образования.
В заслугу хунте иногда ставят строительство довольно большого количества новых школ в регионах Греции в период нахождения у власти полковников. Но у меня возникает закономерный вопрос: кому нужны во второй половине двадцатого века такие школы-шестилетки? Полковники вообще понимали, что они делают? Или считали, что образованное население Греции ни к чему?
Еще очень много вопросов вызывают претензии полковников на моральный авторитет, их утверждения, что они добились всего честным трудом, что они близки к народу и тому подобное. Я уже писал, что личные истории представителей хунты говорят о том, что почти у каждого из них рыльце так или иначе в пушку. Пападопулос сидел на крючке у американцев, потому что был связан с батальонами безопасности. Паттакос и Иоаннидис много лет были связаны с ЦРУ и его греческим аналогом ΚΥП. Макарезос в молодости работал тюремщиком. О многих, например о самом Пападопулосе, ходят многомиллионные коррупционные истории. И им почему-то веришь.
Скажу несколько слов о главных идеологах-пропагандистах хунты. Это были издатели и пишущие журналисты – Саввас Констандопулос, Георгиос Георгалас и Теофилакт Папаконстантину. Одного из них – С. Констандопулоса – я знал лично, потому что работал под его началом переводчиком в газете «Апогевматини» после возвращения из Америки в 1955 году. Эту свою работу зимой-весной 1955–1956 годов я уже описывал в третьей главе, но там я не останавливался на фигуре Констандопулоса, которая, надо сказать, заслуживает некоторого внимания. Этот деятель, кстати бывший марксист-троцкист, переметнувшийся в лагерь правых – а впоследствии и ультраправых – политических сил, оказался странным образом связан с нашей семьей.