Прекрасный анализ политической сути военного режима 1967–1974 годов содержится в книге моего друга Теда Кулумбиса «Феномен греческой хунты». Там профессор Кулумбис называет этот феномен «вариацией» на тему авторитарного режима, помещая хунту примерно в середину политического спектра, рядом с режимами Франко в Испании, Хорти в Венгрии, Виши во Франции, режимом «Нового государства» в Португалии и др., в том числе с вышеупомянутым режимом Метаксаса у нас в Греции.
Режим Пападопулоса «недотягивает» до тоталитарного государства, каким были, например, государства нацистов в Германии и фашистов в Италии, так как, несмотря на наличие официальной идеологии, практически полный контроль за средствами массовой информации, полицейский контроль и подавление инакомыслия, этот режим не являлся однопартийным, не пытался мобилизовать население для достижения неких четко декларированных идеологических целей и не претендовал на централизованное управление экономикой. Поэтому, когда Теодоракис и мы с Кулумбисом убеждали американцев, – «Или мы, или танки!», – мы имели в виду возможность установления в Греции настоящей военно-тоталитарной диктатуры.
А что касается хунты, то она, по словам Кулумбиса, сославшегося на одного из своих афинских друзей, наоборот, стремилась к тому, чтобы демобилизовать население (особенно молодежь), снизить его политическую активность, занять спортом и телевидением и спокойно ждать, пока подрастет поколение, получившее образование в Греции уже после переворота. Политологи иногда употребляют для обозначения этого феномена слово «фашистоидный».
Закончить свои размышления мне хочется вот чем. В 2002 году газета «То Вима» провела в Афинах опрос общественного мнения, чтобы узнать, что думают о хунте сегодняшние греки. Одобряют или порицают, считают, что хунта была благом в истории Греции или, наоборот, злом. В итоге получилось вот что: 54,7 % респондентов заявили, что режим нанес Греции ущерб. 20,7 % сказали, что он принес стране пользу. 19,8 % высказали мнение, что он не был для Греции ни благом, ни злом[134]
. Лично я считаю, что он был позором для моей страны, и рад, что у меня была возможность с ним побороться.Глава шестая
Кипрский вопрос и мои новые задачи. Проблемы и трудности в работе. Дальнейшее самоопределение
1. Еще шесть лет работы в Америке (1974–1980 гг.). Противостояние протурецкой политике США. Кампания по моей дискредитации. Создание Ассоциации современных греческих исследований
Надо сказать, что после падения хунты и прихода к власти в Греции демократического правительства наша маленькая группа в Американском университете получила еще большее признание. Как видно из вышеизложенного, основными застрельщиками в работе Центра средиземноморских исследований были в то время профессор Кулумбис и я. Внезапно мы с Кулумбисом стали невероятно популярны у американских политиков, чиновников и журналистов. Когда мы поехали в Грецию после падения военной диктатуры, люди в американском посольстве, которые ранее с нами едва здоровались, приняли нас как родных.
Мы все тогда ликовали, однако наше настроение существенно омрачалось серьезной проблемой, доставшейся нам в наследство от военной хунты, – присутствием турецкой армии на Кипре. Мой непосредственный вклад в ее решение выразился в том, что по инициативе премьер-министра Караманлиса в августе 1974 года я вернулся в Вашингтон в качестве его личного посланника и еще шесть лет занимался вопросами кипрского урегулирования и проблемой американской военной помощи Турции, вплоть до моего отъезда в Россию в 1980 году.
Как посланник Караманлиса я должен был наладить работу греческого лобби для продвижения интересов Греции в американском конгрессе, СМИ и греческой диаспоре в США, в том числе для противодействия агрессивной политике Турции и ее поддержке со стороны американского правительства.
Помню, как я получил это поручение Караманлиса. Хунта пала 23 июля 1974 года, а я прибыл в Афины 4 августа. Были две причины, почему я торопился в Грецию. Разумеется, падение хунты и образование нового демократического правительства требовали присутствия и внимания людей, участвовавших в свержении «черных полковников». Была, однако, и более веская причина: семь лет я не видел свою мать, которая в этот момент лечилась от рака легкого в больнице «Лито» недалеко от Старого Психико.