Раздвигая границы. Воспоминания дипломата, журналиста, историка в записи и литературной редакции Татьяны Ждановой

Были, конечно, после войны в ЦРУ и либерально настроенные греки, но их убрали в период маккартизма в 1950-х годах, поэтому влияние правых в разведывательном ведомстве было таким сильным. Неудивительно, что американцы, которые сидели в Афинах, были не слишком креативными. Поддерживая правых, США в 1956 году помогли привести к власти сильного лидера Караманлиса, но в целом они ориентировались на второсортных политиков, лишь бы они обеспечивали единство и стабильность в армии и на греческом фланге НАТО. Таким образом, сделав Грецию заложницей политики холодной войны, США толкали ее все дальше и дальше в сторону военной диктатуры.

Если отвлечься от международной составляющей и оценить внутреннюю природу режима полковников в терминах политической науки, то можно сказать, что этот режим был военно-авторитарной реакцией на крах послевоенной системы «управляемой (в том числе извне) демократии» в Греции и явился закономерным следствием ущербности и неэффективности антикоммунистического государства, построенного на исключении одной (левой) части политического спектра общества при одновременном доминировании другой. Именно поэтому Караманлис, вернувшись в Грецию в 1974 году, первым делом легализовал греческую Компартию.

В то же время, учитывая, что практически все представители хунты вышли из крестьянской среды, можно также рассматривать военный переворот 1967 года и как последнюю попытку консервативных сил противостоять модернизации и остановить падение греческой деревни, которая тысячелетиями была стержнем экономики Греции.

Не следует забывать, что в новое и новейшее время Греция не имела крупных городов. Например, когда в 1834 году Афины стали столицей независимого греческого государства, там проживало всего около 5000 человек[126]. Салоники до 1912 года принадлежали Османской империи, а крупнейшим портом страны был достаточно скромный островной Эрмуполис. Афинско-Пирейская агломерация возникла в XX веке в результате массового переселения беженцев из Малой Азии.

Поэтому большое количество людей жили в деревнях, причем таких, где фактически сохранялось средневековое устройство жизни. Известно, что в 1960 году около 20 % населения Греции были полностью неграмотными, т. е. не умели читать и писать. Большинство этих людей проживали в деревнях, особенно удаленных. И они сами, и их умевшие читать соседи были не слишком просвещены в вопросах социального устройства и достижениях современной цивилизации. Все руководители хунты были родом из таких маленьких деревень и сохраняли соответствующее архаическое сознание.

Кроме Пападопулоса, отец которого был учителем в деревенской школе, все они были крестьянскими детьми, не имевшими приличного образования, но занявшими при Метаксасе перед войной в Албании места выброшенных из армии по политическим причинам офицеров Венизелоса. Поэтому для продвижения в жизни они заручались поддержкой американских офицеров, сидевших после войны на всех постах в греческой армии, и опирались на ультрапатриотизм и махровый, доходивший до неистовства, антикоммунизм, который порой принимал абсурдные формы. Так, например, министр внутренних дел хунты Паттакос однажды провозгласил, что в конгрессе США пятьдесят процентов избранных депутатов составляют коммунисты[127].

Конечно, антикоммунизм был основной силой, двигавшей этими военными, однако у них могли быть и другие соображения. Известно, что в 1960-х годах в связи с окончанием гражданской войны и большим объемом американской военной помощи греческая военная машина была сильно раздута и в вооруженных силах Греции в это время служили как минимум 10 000 офицеров, так что захват политической власти был для офицеров среднего звена – майоров и полковников без приличного образования и гражданской профессиональной квалификации – единственным средством продвижения в карьере.

Так или иначе, руководить Грецией взялись недалекие и некомпетентные в гражданском управлении люди, и в этих условиях шансов на продвижение вперед у страны практически не было. Популистские меры, которые они объявляли доказательством своей близости к народу, были рассчитаны на людей, которые не знали лучшей жизни и поэтому не могли быть социальной опорой необходимых перемен. Часть крестьян пассивно поддерживала полковников, но не потому что их считали очень хорошими или были им чрезвычайно благодарны за социальную заботу, а потому что в своей жизни переживали и худшие вещи, чем эпизодические аресты или другие виды принуждения в деревне, практиковавшиеся хунтой. По словам моего знакомого американского журналиста Николаса Элиаса, родившегося в Эпире и писавшего под псевдонимом Николас Гейдж, одна крестьянка, с которой он разговаривал во время своей поездки в Грецию в 1970 году, сказала ему: «Я была здесь, когда пришли коммунисты. Лучше сто лет жить при хунте, чем терпеть этих негодяев в течение одного дня»[128]. Очевидно, то же самое могли бы сказать люди, в свое время пострадавшие от батальонов безопасности.