В 1992–1993 годах Сухуми стал полем боя в разразившейся грузино-абхазской войне, а сухумские греки, проживавшие в городе и близлежащих селах, попали в тяжелейшее положение – ожидался захват Сухуми абхазцами и над жизнями мирных местных греков нависла реальная угроза. В конце июля 1993 года в Грузию и Абхазию прибыли военный атташе посольства Греции в Москве полковник Кусулас и генеральный консул Диониссиос Каламврезос, которые посетили греческие села и организовали подготовку к экстренной эвакуации греческого населения. 15 августа греческий спецназ в составе 11 офицеров, прибывший из Афин в Сухуми через Тбилиси, установил контроль над сухумским портом и организовал пропуск на подошедший корабль «Виконтесса» 1013 абхазских греков, тут же у трапа получивших греческие паспорта[170]
.И хотя уехали не все и на территории Абхазии осталось некоторое число греков, прежнего Сухуми уже нет и никогда не будет. Но мне повезло: я застал Сухуми и сухумскую греческую общину в период их расцвета. Этот интернациональный город я полюбил и помню его очень хорошо. Как мне рассказывал потом писатель Фазиль Искандер, с которым я познакомился и подружился в Москве, в Сухуми существовал один общий язык – русский, но для каждого специального вида деятельности существовал свой язык. Для футбола, например, традиционно использовался греческий. И сегодня бывшие сухумцы, проживающие в Греции и до сих пор влюбленные в свой город, скучают и пишут о нем книги. В этой связи вспоминается, например, небольшая книжка патриота Сухуми Н. Константиниди «Сухумские байки», где автор с тонким юмором и большой любовью к своей малой родине передает ее неповторимый колорит.
Потом я тоже без официального разрешения посетил Аджарию – город Батуми и греческое село Дагва в 15 километрах от этого города. У греков там был табаководческий колхоз и подсобные хозяйства, где они выращивали мандарины, которыми торговали на всех рынках Советского Союза. В Дагве у каждой семьи был красивый трехэтажный каменный дом с роскошным садом и по две машины – одна «Волга» и один «Жигуленок». 85 % местного населения были греки. Все официальные должности там тоже занимали греки. В добротной русской школе, где учились греческие дети, преподавали тоже греки, а директором был замечательный человек Николай Ареопуло.
Кроме материального благополучия греков Дагвы, меня поразило, что во всех греческих семьях молодое поколение имело высшее образование. В разных российских городах я не раз встречал выходцев из этого района, работающих врачами, инженерами, строителями. Все они имели возможность возвращаться домой на каникулы и в отпуска.
В тот первый мой приезд в Дагву Ареопуло устроил мне прием как первому греческому журналисту, посетившему эти места, с великолепным застольем в своем саду. Во время застолья неожиданно раздался телефонный звонок, о содержании которого я узнал только спустя много лет. Это был строгий выговор от местного управления госбезопасности Батуми за гостеприимство, оказанное иностранному журналисту, которого КГБ потерял, не уследив за его перемещениями. Когда я в тот вечер вернулся в гостиницу в Батуми, мне сказали, что меня разыскивали друзья из Москвы. Я удивился, а потом понял, кто меня разыскивал.
По результатам поездки на Кавказ я опубликовал в журнале «Тахидромос». серию статей «Дети Прометея». Еще одну серию под названием «Незнакомые нам греки Советского Союза» я опубликовал в «Элефтеротипии» о крымских греках Приазовья. Эти статьи были переведены на русский язык и перепечатаны всеми русскоязычными газетами двух регионов[171]
.Через некоторое время после того, как вышли эти публикации, меня вызвали в МИД СССР. Я попал в кабинет к незнакомому мне чиновнику. Чиновник начал беседу и очень быстро перечислил мне все места, которые я посетил без разрешения властей во время поездки на Кавказ. «Ну все, высылают», – пронеслось в моей голове. Я был морально к этому готов. Тут чиновник едва заметно улыбнулся и сказал: «Нам очень понравились Ваши статьи». Я понял, в чем дело. Обычно другие иностранные журналисты писали о репрессиях против греков. Я же написал, что греков репрессировали в числе других народов Советского Союза. МИД заботился о репутации СССР и чистоте «партийной линии» в отношении истории. Тогда я тоже улыбнулся и спросил: «Я могу продолжать свою работу?» – «Да, конечно, пожалуйста», – ответил чиновник. Больше у меня проблем с МИДом не было за все годы моей работы в Москве.
Надо сказать, что уже на начальном этапе моей работы журналистом мне довелось встречаться не только с советскими греками, но и с греческими политэмигрантами в СССР, судьбы которых были не менее удивительны и достойны внимания журналиста, чем судьбы греков исторической диаспоры. Мне удалось подготовить в соавторстве материалы о двух таких судьбах, которые вызвали большой общественный резонанс в Греции и резко повысили популярность «Элефтеротипии» у читателей.