Раздвоение личности

— На Ришке? — удивленно переспросил будущий тесть. — Так. А она знает? Что ты на ней женишься?

Он все еще улыбался, но, скорее, по привычке, и взгляд его был уже не юморной.

— Конечно.

— Так. Интересные дела. Скажи, а ту, два года назад — ты ее отыскал, что ли?

— Конечно. И теперь на ней женюсь.

— Даже так? — тесть вытаращил глаза. — Еще интереснее. Ну, вот что — приходите к нам домой, вдвоем с ней, сегодня вечером, или когда хотите — и поговорим. И пусть она сама мне скажет, что за тебя замуж выходит, понял, парень?

— Арнольд Кузьмич, — сказал Иван. — У нас регистрация через четыре дня. И придем мы уже после нее. И свадьбы никакой не будет. Я вашу дочь, можно сказать, украду, понимаете? С ее согласия, разумеется!

— Так. Значит… — теперь Гордиенко уж точно не улыбался.

Взгляд его стал внимательным и острым — у Ивана возникло чувство, что его рентгеном просветили.

— Ну, предположим. Тогда почему ты ко мне явился, похититель?

— За благословением, — пошутил Иван. — Как же иначе…

— Так. Значит, разговор у нас будет продолжительный, парень. У тебя паспорт с собой?

— С собой. Отпечатки пальцев здесь могут снять? — продолжал он ерничать непонятно зачем.

— Надо будет — снимут, не проблема, — ответил спокойно Гордиенко. — А паспорт затем, чтобы пропуск тебе разовый выписать. Не беседовать же нам в скверике, в самом деле.

И точно, побеседовали они тогда продолжительно. Обо всем. Часа три беседовали, наверное. Но трудно не было — тесть говорил легко, не давил. О Ринке заговорил, как бы невзначай, шутя даже, задал пару вопросов — Иван потом уже понял, что это он так его проверял. Потому что, чтобы ответить, Иван должен был знать Ринку, и знать достаточно хорошо. Еще он попробовал его подловить — достал из сейфа бутылку и две стопки, разлил — пахло резко и дольно противно.

— Давай по маленькой, парень. Чего это мы на сухую! Не бог весть что, правда — спирт разведенный, медицинский.

Иван не попался.

— Я не пью, если вы об этом.

— Совсем, что ли? — шевельнул бровью Гордиенко.

— Могу, если деваться некуда. Но не люблю.

— Так тебе сейчас деваться некуда. Давай, парень.

Они выпили, чокнувшись, но тост не провозглашали — и так вроде ясно было, за что им пить. Гордиенко наблюдал, кивнул одобрительно:

— Ты действительно не пьешь. Молодец. А чего так?

Иван понял, к чему вопрос, ответил чистую правду:

— Отчим всю жизнь пил, очень мне противно было видеть его пьяную рожу.

— Так. С отчимом, значит, вырос, без отца. А отец?

— Я его не помню.

Так, слово за слово, и вытягивал из него Гордиенко всю подноготную целых три часа. Еще, помнится, спросил:

— Ты что, вообще, делать умеешь, а, парень?

— Да все, в принципе, умею, — брякнул Иван.

— Ух, ты, — тесть даже удивится. — Таки все?

— Что не пробовал — разберусь и сделаю. Какие в этом проблемы?

— Никаких, значит? Ну, молодец.

Это тестю явно понравилось. А Иван и не рисовался вовсе, сказал, что думал. Он так жил, всю сознательную жизнь, лет с десяти примерно — разбирался и делал. А кто бы за него разбирался — мать, которой некогда, или отчим, которому чужой пацан в доме был нужен, как собаке пятая нога?

Самый трудный вопрос, который тесть ему задал, был про Нику.

— Ты мне вот что скажи, — Гордиенко сложил пальцы домиком. — Как я понял, это ведь из-за тебя у нас крик стоял и шум, и горе великое. Ты чем младшенькую мою обидел, а, друг? — он опять как бы шутил, но серые глаза из-под густых бровей смотрели остро.

— Шум? Горе?.. — поразился Иван.

Регина ему про это ничего не говорила. Был, значит, и шум. Тогда все даже хуже, чем он думает.

Но объяснять Гордиенко про Нику он не мог! Как бы это выглядело? Сказать отцу: “Ваша дочь достала меня своим вниманием?” Некрасиво это. И потом, какой бы отец с ходу в такое поверил?

Иван не сразу ответил.

— Я ее ничем не обижал, — сказал он очень спокойно. — Совершенно ничем. Просто она сама по себе очень … обидчивая.

— Так, — кивнул Гордиенко, тоже не сразу.

Он смотрел на него, и опять было такое ощущение — как рентген. Но недолго, скоро его глаза смягчились — наверное, сам знал характер своей “младшенькой”.

— Так, — повторил он. — Вы с Ришкой этого, значит, испугались. Дурачье. Ну, ладно. Может, так оно и правда лучше. Кстати, вам деньги нужны? — спросил он еще, — какая-никакая, а все-таки свадьба?

— Не нужны, — отрезал Иван. — У меня есть. Я же говорил.

— Про Север твой? Говорил. Как он тебе, кстати, Север?

— Хорошо. Холодно только.

— Ну, там так и должно быть!

Это был уже конец разговора.

Еще тесть добавил, правда:

— Жаль, конечно, что вы нормально жениться не хотите. Свадьба — это запоминается. И в платье этом с кружавчиками каждой девочке хочется пощеголять, хоть разок-то в жизни. По мне, так женитесь, как хотите, главное, чтобы жили дружно и детей вырастили. Но женщины — они какие? Они важное, бывает, в упор не видят, а из-за какой-нибудь ерунды они могут годами вздыхать, сокрушаться и слезы лить. И ничего с этим не поделаешь — природа у них такая. Может, и правда, стоит вам подождать маленько, да и устроить это дело … по-людски как-нибудь? Мать подключим, она поможет?