Разгадай Москву. Десять исторических экскурсий по российской столице

После войны Сталин установил солистам Большого театра министерские оклады – по 7000 рублей в месяц при средней зарплате в 500 рублей. За эти деньги народные артисты СССР должны были петь четыре спектакля в месяц. Их повседневная жизнь сильно отличалась от жизни зрителей. Тот же Иван Семенович Козловский имел двухэтажную квартиру в доме Большого театра на улице Неждановой (совр. Брюсов переулок), машину, дачу и жил ни в чем не нуждаясь. Правда, за границу его не выпускали, на просьбу певца отправить его на гастроли в Европу Сталин возразил: «Вы где родились? В украинском селе Марьяновка? Вот туда и езжайте!» После смерти Сталина зарплату ведущим солистам урезали, отныне самая высокая ставка составляла 5500 рублей за шесть спектаклей в месяц. Чтобы выйти на пенсию, нужно было пропеть уже не двадцать, а двадцать пять лет. А какой маленькой стала после денежной реформы 1961 года пенсия для народных артистов СССР – всего 200 рублей (в деревнях в это время только-только стали получать пенсии по 30–40 рублей), вместо 400. Остальные артисты получали и того меньше – 120 рублей в месяц.

Но вернемся к Кондрашину. Добрый Норцов отдал ему свой пропуск в «Арагви»: «С трех часов там организовывалась очередь. Во главе ее всегда вставали Александр Федорович Гедике и Александр Борисович Гольденвейзер. Они приходили в полтретьего, чтобы попасть в первую смену, и там давали за 30 или 50 копеек обед из четырех блюд». Профессор консерватории Гольденвейзер подходил к столам и собирал в железную коробку кости от селедки для своих (тринадцати) и чужих уличных бродячих котов. Из коробки тек рассол, но он все равно запихивал ее в карман жутко грязного пиджака. О запахе и говорить не стоит.

Наконец, Кондрашина прописали в столице, и он получил хлебные карточки и пропуск в распределитель Большого театра, где давали хорошие продукты, в том числе маслины, сигареты и папиросы. Маслины он на дух не переносил, но вынужден был есть – не выбрасывать же! Эта же причина заставила его курить. Работа в Большом театре автоматически причислила его к рангу счастливчиков.

Сталин распорядился кормить в ресторане актеров фронтовых бригад. Леонид Утесов часто обедал в «Арагви», приезжая с фронта, где он выступал перед бойцами. Певец говорил, что больше никогда и нигде его так вкусно не кормили. В это же время в «Арагви» приходил и Сергей Михалков. В 1943 году, как-то вернувшись с фронта (где он находился в качестве военного корреспондента), зайдя в ресторан, поэт узнал от сидевших за столом коллег, что объявлен конкурс на новый государственный гимн. Но его не пригласили, тогда он решил проявить инициативу и вместе со своим другом Эль-Регистаном (псевдоним Габриэля Урекляна) принялся сочинять гимн. Начали прямо утром следующего дня, в номере гостиницы «Москва». Михалков писал, а Эль-Регистан редактировал. Закончив, послали текст Шостаковичу, а потом вновь уехали на фронт. Прошло несколько месяцев, когда маршал Ворошилов вызвал их и обрадовал: «Вот что, товарищи, вы очень не зазнавайтесь, но товарищ Сталин обратил внимание на ваши слова, и с вами будем работать, а с остальными – нет…»

Как блюда грузинской кухни богато приправлены всякого рода вкуснейшими специями, так и «Арагви» был густо начинен жучками – прослушивающими устройствами. Вскоре после начала войны именно в «Арагви» состоялась встреча генерала Павла Судоплатова с болгарским послом Иваном Стаменовым, на которой зондировалась возможность заключения сепаратного мира с Гитлером. Стаменов был завербован советскими органами госбезопасности и обладал обширными связями с дипломатами и государственными деятелями разных европейских стран.

Судоплатов рассказывал: «25 июля 1941 года Берия приказал мне связаться с нашим агентом Стаменовым, болгарским послом в Москве, и проинформировать его о якобы циркулировавших в дипломатических кругах слухах, что возможно мирное завершение советско-германской войны на основе территориальных уступок. Берия предупредил, что моя миссия является совершенно секретной. Имелось в виду, что Стаменов по собственной инициативе доведет эту информацию до царя Бориса (болгарский монарх. – А.В.).

Берия с ведома Молотова категорически запретил мне поручать послу-агенту доведение подобных сведений до болгарского руководства, так как он мог догадаться, что участвует в задуманной нами дезинформационной операции, рассчитанной на то, чтобы выиграть время и усилить позиции немецких военных и дипломатических кругов, не оставлявших надежд на компромиссное мирное завершение войны. Как показывал Берия на следствии в августе 1953 года, содержание беседы со Стаменовым было санкционировано Сталиным и Молотовым с целью забросить дезинформацию противнику и выиграть время для концентрации сил и мобилизации имеющихся резервов.