Разговор о стихах

Давно поговаривали об отмирании рифмы. Когда-то Пушкин предполагал, что будущее – за белым, то есть безрифменным стихом; в 1834 году он писал: «Думаю, что со временем мы обратимся к белому стиху. Рифм слишком мало. Одна вызывает другую. Пламень неминуемо тащит за собою камень. Из-за чувства выглядывает искусство. Кому не надоели любовь и кровь, трудный и чудный, верный и лицемерный, и проч.»[25]. Прошло с той поры почти полтора столетия, а пушкинское пророчество не сбылось: белый стих не вытеснил рифменный. Произошло иное: решительно обновились рифмы. Конечно, «из-за чувства выглядывает искусство»; но Пушкин не мог и предположить, что возникнет система, внутри которой можно будет искусство рифмовать совершенно неожиданно:

Бросьте!
Забудьте,
плюньте
и на рифмы,
и на арии,
и на розовый куст,
и на прочие мелехлюндии
из арсеналов искусств.

В. Маяковский. «Приказ № 2 армии искусства», 1921

Здесь рифмуют не просто «куст – искусств», но и глубже: «розовый куст – арсеналов искусств», то есть совпадают не только звуки к – у – с – т, но звуки а – в – ы – к–  у – с – т. Нет, русский стих рифму не отбросил, а с величайшей изобретательностью реформировал, даже революционизировал ее, и – сохранил. Поэт Давид Самойлов имеет все основания делать вывод о том, что предсказание Пушкина не сбылось: «Русский стих пока тесно связан с рифмой как смысловым рядом. Рифма – некий объективный показатель глубинных процессов, происходящих в стихе. Все эпохи процветания русского стиха, все революционные преобразования в нём – Державин, Пушкин, Некрасов, Блок, Маяковский – связаны с преобразованием рифмы, с её движением, её развитием. Рифма пока ещё не перестала быть пульсом стиха»[26].

Не сотвори себе кумира

Мы рассказали о двух поэтах, искавших во что бы то ни стало новых рифм. Их опыт, однако, вовсе не означает, что в нашем веке хороши только рифмы оригинальные, прежде неслыханные. Сколько создано прекрасных и, без сомнения, современных стихов, содержащих простейшие, привычные рифмы! Вот как начинается одно из волнующих своей мудрой простотой стихотворений Н. Заболоцкого:

Простые, тихие, седые,
Он с палкой, с зонтиком она, –
Они на листья золотые
Глядят, гуляя дотемна.

Их речь уже немногословна,

Без слов понятен каждый взгляд,
Но души их светло и ровно
Об очень многом говорят.

В неясной мгле существованья

Был неприметен их удел,
И животворный свет страданья
Над ними медленно горел.

Изнемогая, как калеки,

Под гнетом слабостей своих,
В одно единое навеки
Слились живые души их…

«Старость», 1956

Рифмы скромные и неприметные, как скромна и неприметна жизнь «простых, тихих» стариков. Наверно, броская рифма в таком стихотворении оскорбила бы нас. А ведь Заболоцкий умел, когда ему хотелось, щегольнуть изысканной рифмой:

Колеблется лебедь
На пламени вод.
Однако к земле ведь
И он уплывет.

«Клялась ты…», 1957

Некогда А. К. Толстой даже отстаивал право на рифму слабую, небрежную. Он ссылался на пример великого испанского живописца Мурильо: «…если бы, – писал Толстой, – она [линия] была у него чёткая и правильная, он производил бы не тот эффект и не был бы Мурильо; его очарование пострадало бы и впечатление было бы более холодным». Толстой иллюстрирует свою мысль строчками из «Фауста» Гёте, когда Гретхен молится перед иконой и произносит:

Ach neige,
Du Schmerzenreiche,
Dein Antlitz gnädig meiner Not!

(В переводе Б. Пастернака:

К молящей
Свой лик скорбящий
Склони в неизреченной доброте…)

И Толстой поясняет:

«Может ли быть что-нибудь более жалкое и убогое, чем рифмы в этой великолепной молитве? А она единственная по непосредственности, наивности и правдивости. Но попробуйте изменить фактуру, сделать её более правильной, более изящной – и всё пропадёт. Думаете, Гёте не мог лучше написать стихи? Он не захотел, и тут-то проявилось его изумительное поэтическое чутьё».

И Алексей Толстой делает вывод:

«Некоторые вещи должны быть чеканными, иные же имеют право [не быть] или даже не должны быть чеканными, иначе они покажутся холодными»[27].