Разговор о стихах

Не искали рифменных неожиданностей Ахматова, Светлов, Маршак. Остановимся на стихах одного из этих авторов, Самуила Маршака:

Морская ширь полна движенья.
Она лежит у наших ног
И, не прощая униженья,
С разбега бьется о порог.

Прибрежный щебень беспокоя,

Прибой влачит его по дну.
И падает волна прибоя
На отходящую волну.

Гремит, бурлит простор пустынный,

А с вышины, со стороны
Глядит на взморье серп невинный
Едва родившейся луны.

Как всегда у Маршака – консервативная форма, древний стих – четырёхстопный ямб, привычные рифмы: «движенья – униженья», «ног – порог»… Отметим, однако, точность рисунка, выразительность повторов, словесных –

Прибрежный щебень беспокоя,
Прибой

влачит его по дну.И падает волна прибоя
На отходящую волну, –

и звуковых («с разбега бьётся о порог… падает волна прибоя… бурлят простор пустынный…»), повторов, соот ветствующих ритму набегающих волн, движущегося и в то же время спокойного взморья. В рифму, усиливающую повторы, неизменно попадает самое важное, самое нужное слово, с абсолютной естественностью и необходимостью остановившееся в конце строки. Маршак много размышлял о рифме, много писал о ней – в стихах и прозе. Главным для него была именно естественность рифмы, её соответствие реальной жизни:

Когда вы долго слушаете споры
О старых рифмах и созвучьях новых,
О вольных и классических размерах, –

Приятно вдруг услышать за окном

Живую речь без рифмы и размера,
Простую речь: «А скоро будет дождь!»

Слова, что бегло произнес прохожий,

Не меж собой рифмуются, а с правдой –
С дождем, который скоро прошумит.

1952

«Рифмуются с правдой» – это не игра слов, не шутка, а протест против искусственной литературщины, против жонглирования словами и звуками, отрывающимися от жизненного смысла. В набросках статьи «О молодых поэтах» (1962) Маршак писал: «Желание блеснуть новой и сложной рифмой часто ведёт к механическому стихоплётству – вроде известных стихов Д. Минаева “Даже к финским скалам бурым обращаюсь с каламбуром” или “Муж, побелев, как штукатурка, воскликнул: – Это штука турка!” …Вообще можно сказать молодому поэту: не сотвори себе кумира из рифмы, из стихотворных размеров, из так называемой инструментовки стиха. Всё это живёт в стихе вместе, и гипертрофия каждого из этих слагаемых ведёт к механизации стиха»[28]. В той же статье, разбирая рифмы Евг. Евтушенко, Маршак делает вывод, что они, рифмы, «оправдывают себя лишь в тех случаях, когда они мобилизованы поэтической мыслью, а не слоняются без дела» (VI, 593–594). В другой, более ранней статье, «О хороших и плохих рифмах» (1950), Маршак показывал, что нет плохих или хороших рифм вообще, независимо от стихотворения или от художественной системы поэта. Например, бесхитростная глагольная рифма в басне Крылова «Ларчик» не слабая, а единственно возможная. Механик в концовке басни

Потел, потел, но наконец устал,
         От Ларчика отстал,
И как открыть его, никак не догадался:
         А Ларчик просто открывался.

«Простая рифма, – поясняет Маршак, – как бы подчёркивает, как просто открывался этот ларчик» (VII, 102). Завершим же эту главу ещё одним изречением С. Я. Маршака:

«Боксер дерётся не рукой, а всем туловищем, всем своим весом и силой, певец поёт не горлом, а всей грудью.

Так пишет и настоящий писатель: всем существом, во весь голос, а не одними рифмами, сравнениями или эпитетами» (VII, 104).

Глава седьмая. Стиль и сюжет

Самый ничтожный предмет может быть избран стихотворцем; критике нет нужды разбирать, что стихотворец описывает, но как описывает.

А. Пушкин

Поэзия растёт из прозы

«Прозаик целым рядом черт, – разумеется, не рабски подмеченных, а художественно схваченных, – воспроизводит физиономию жизни; поэт одним образом, одним словом, иногда одним счастливым звуком достигает той же цели, как бы улавливает жизнь в самых её внутренних движениях».