Разговор с автором

– Да не преследовал я тебя. Я помогал Настасье Евгеньевне перенести эти вот книги. – Я потряс их в руках, как бы демонстрируя.

– А остался зачем? – с той же улыбкой продолжила Алиса.

– Интересно стало.

– Пишешь, что ли, тоже?

– Ха! Нет. Из меня писатель непутевый получится. Просто Настасья Евгеньевна пробудила давно угасший интерес к литературе.

– Да, она умеет.

– Ну, и к авторам тоже, – я посмотрел на нее. – Как вы пишите, как мыслите, как видите этот мир.

– Сложно.

– А?

– Сложно видим, – повторила она, обернувшись.

Возникла пауза. Мы проходили мимо светящегося торгового центра, главной достопримечательностью которого был «Магнит». Я старался не постукивать зубами от холода и думал, как хорошо было бы попасть уже в теплое помещение или хотя бы застегнуться. Мимо этого торгового центра я постоянно хожу. И за тот год, что он тут стоит, его фасад успел уже прилично надоесть. Простецкое такое получилось здание, дешевое. Иногда я даже думал, что, наверно, в деревнях такие же строят. Тут и бабушки иногда появляются с цветочками или носочками на продажу. Усаживаются в ряд и устраивают мини-рынок прямо возле входа. Потом, видимо, их разгоняют. Но спустя время старушки снова приходят на свой пост. И так по кругу. Сегодня их не было. Даже хорошо. Я бы, если честно, в такую погоду на улице сидеть никому не пожелал. Хотя, бабушки эти морозостойкие такие… Их тут и зимой парочку раз было видно. В такие моменты проходишь и, даже если тебе ничего не надо, все равно хочется у них что-нибудь из жалости купить. Сидят же, бедненькие. Мерзнут. Мурашки пробежали по моей шее и рукам от очередного порыва ветра. И вдруг Алиса снова заговорила:

– Видишь тех девочек? Да-да, вон тех, что раздают листовки возле магазина. Что ты видишь?

– Эм-м, – замешкался я. – Да обычных девочек-подростков. А что?

– А я вижу, с одной стороны, счастливые детские годы, радость от проведения времени с подружкой. Вижу их счастливые здоровые семьи. Рисую себе, что это подработка по их собственной инициативе, послешкольная забава, чтоб скрасить скучные деньки. Мне хочется верить, что им вовремя и неплохо платят. Что рабочий день не длинный, и они не устают. Что они сейчас придут каждая в свой дом, прогулявшись после работы вместе, потому что живут рядом, и будут кушать ужин каждая со своей семьей.

– Ничего себе как ты подробно обрисовала…

– Да, таков мой писательский мозг. – она улыбнулась и немного повела головой вверх как будто гордится своими словами. – А что еще хуже, так это обратная сторона – мой другой взгляд. Под ним видно рабский детский труд за копейки в плохую погоду, взрослых, которые хорошенько наживаются на малолетках, родителей, которые не в состоянии обеспечить своих детей, поэтому им приходится самостоятельно с малых лет зарабатывать себе на одежду, которую не придется донашивать за старшими. Или же родителей, которым все равно на то, чем занимаются их дети. Детей вижу уставших, разбитых, натянуто улыбающихся прохожим, потому что тетенька начальник сказала улыбаться, иначе не заплатят. И вот они стоят, улыбаются… и боятся.

У меня сперло дыханье. Так интересно было слушать Алису, ее странные и такие взрослые мысли. Идти рядом с ней и на нее смотреть. Мне не хотелось уже есть и было не холодно. Я про все это забыл. Забыл и наслаждался. Не чувствовал, наконец-то, раздражения и бессилия, не хотел кого-нибудь ударить или лечь прямо на пол. Просто идти рядом с ней и слушать… Слушать.

– Я все это вижу за секунду. У меня в голове на одного человека рождается несколько судеб, несколько образов. Я не могу сказать, плохой этот мир или хороший, не могу быть оптимистом или пессимистом. Ненавижу свой мозг за это. Он слишком много знает, слишком много разных точек зрения и обстоятельств берет в расчет. Короче говоря, широкий кругозор – это ад. Я бы хотела ничего не знать.

И в этот самый момент я понял, что она, эта маленькая хрупкая девчонка, живет в совершенно другом мире, в другой реальности. Она иначе думает, видит то, чего не вижу я и все такие же обычные, как я. Все ли писатели такие? Или только она? Я не встречал еще таких людей, не вел таких разговоров. Пьяные кухонные посиделки и размышления о философском не стояли даже рядом с мыслями, которые она извлекала из своей головы. И мне стал интересен этот мир. Даже не она сама, а то, что она видит. Рядом с ней я чувствовал, будто весь мой жизненный опыт – ничтожество. Будто я и не жил вовсе. Хотя я был более чем уверен, что жил интересную и насыщенную жизнь, но слушая эту молодую девушку…

– А я бы не смог… – пробормотал я.

– Что не смог?

– Быть писателем.

– Почему?

– Ну, как там Настасья Евгеньевна сказала? Надо личный опыт. А у меня ничего в жизни не происходит интересного…

Алиса улыбнулась и тихо сказала:

– Я же произошла…

Мы дошли до яркой белой вывески «Хочу ноут», и я осознал, что мое путешествие в ее мир совсем скоро закончится. Прошли по протоптанной грязной дорожке в газоне. Зашли во двор. Она остановилась у подъезда красивого кирпичного пятиэтажного дома, который был явно новее, чем мой.