– Я не учусь, не работаю, – продолжила Алиса после небольшой паузы. – Хочу поступить на литературный. Туда нужно портфолио. И, знаешь, я когда начинала, стала искать, что и как писать, проходить всякие курсы. Собственно, поэтому и попала к Настасье Евгеньевне. Еще кучу всяких блогеров-писателей начала смотреть. И поняла, что многие пишут на заказ. Много где писали, в том числе и на площадках самиздата, что писатель как профессия предполагает… как бы так сказать… шаблоны и изучение запросов публики. Например, можно заметить, что большинство детективов пишутся похожими схемами. Они популярны. Если посмотреть, сейчас на рынке два основных направления книг: детективы и фантастика.
– Так… – поддакивал я.
– Я сутками торчала на сайтах агентств, издательств и конкурсных представительств, пыталась понять, что им нужно, чтоб меня печатали, чтоб я проходила. И мне так становилось от всего этого тошно. А потом появилась Настасья Евгеньевна. У нее я совсем недавно, но за это время она показала, что не обязательно соответствовать каким-то запросам, чтоб писать и, чтоб тебя читали. Что нужно пытаться найти именно свою нишу. Тогда писательство не будет работой. И я пыталась найти. Пыталась этот рассказ написать от самого сердца. А они…
Алиса молча встала. Глаза у нее были уже на мокром месте.
– Я сейчас, – сказала она и направилась к туалетам.
Как же так? Я был просто уверен, что все будет хорошо. И переполнивший меня оптимизм за то время, что я добирался до сюда, не исчез. Ее нужно как-то успокоить. Развеселить. Но как?
Она вернулась. Глаза и нос у нее были слегка алого цвета. Она взяла одной рукой рукопись, а второй провела по страницам сбоку, как будто листая. И все еще стояла возле столика с пустым выражением лица.
– Да не плачь ты! Все будет хорошо, – сказал я настолько ласково, насколько вообще мог. – Первый блин комом. Попробуешь еще.
– Я неудачница. Как я это родителям скажу теперь?
– Ну, ты же не для них писала…
Алиса молча уставилась в одну точку.
– Все хорошо будет, – медленно продолжал я. – Попробуешь еще раз. Родители твои сами в молодости ошибались. Все ошибаются.
– Ну и что? Вернусь я на эти курсы… А дальше? – сказала она, шмыгая носом. – Я хочу писать не на поток и не ради потребностей публики. Мне хочется, чтоб каждое слово, написанное мной, имело смысл. Жило само по себе, понимаешь?! Без этих ваших правил. Вот Булгакова, что, учил кто-то, как строится композиция рассказа?! Ему говорили, что его герои не раскрыты, а сюжет стоит?! А ведь «Мастер и Маргарита» – то еще месиво. Да ну вас всех… – она швырнула распечатку на стол и растерянно села рядом. – Искусство не должно быть по правилам… А меня заставляют. Заставляют жить по этим дурацким правилам!
– Тогда забудь.
– А?
– Забудь о них. Об этих конкурсах, о судьях. О родителях забудь. Забудь и не слушай.
– Легко сказать. Я так… Так я устала…
Она уставилась в стол и подперла подбородок руками.
– И что, ты теперь будешь печатать шаблонные рассказы? Как сочинения в школе?
– Нет.
– А что тогда? Перестанешь писать?
– Нет. Я хочу писать!
– Ну, заведи блог. В двадцать первом веке живем. Мы же уже говорили с тобой, что сейчас все в интернете. Пиши туда, собирай аудиторию. Кому интересно, найдутся и подтянутся. Я тоже не хочу, чтоб ты менялась под это, – я тыкнул пальцем в ноутбук, – не хочу, чтоб подстраивалась под них.
– Нет, ты не понял. Ты думаешь, я не пыталась? Не выкладывала в сети, не делилась? Всем до лампочки, что я там пишу! Меня никто не читает, кроме родителей. И те только потому, что я попросила. Но среди моих так называемых друзей – никого! А вот если я выиграла бы хоть один конкурс, выучилась, стала бы хоть немного известной, я бы нашла тех, кто со мной на одной волне, понимаешь? Свою аудиторию нашла бы…
– Еще найдешь… – неловко нарушил я образовавшуюся тишину. – У всех бывают сложности.
– Да что ты заладил со своими сложностями? Хотя, тебе, наверно, не понять… Не понять, каково это быть непонятым… Ха, смешно получилось.
На ее глазах опять навернулись слезы.
– Ну я стараюсь понять. И стараюсь тебе помочь…
– Можно, я одна побуду, а? – почти шепотом выдавила она.
Я замолк. Она так и сидела, смотрела на пустой белый стол. Из глаз по щекам текли слезинки. Они падали на стол и разлетались мокрыми следами. Я встал возле нее.
– Иди сюда, – и обнял крепко-крепко. – Ты позвони потом, хорошо?
Она утвердительно промычала. И я пошел из кофейни. В это раз на меня уже никто не смотрел. Я тихо надел ветровку и так же тихо и медленно вышел, оглядываясь назад.
Вечер этого дня окончательно и бесповоротно меня убил. Я столько надежд возлагал на него, а тут… Было ощущение, что это лично я облажался, что я этот конкурс проиграл. Еще было обидно за Алису. Все пытался подобрать слова, придумать, как ее успокоить и, что дальше делать. Только что, там, в кофейне, я увидел отчаяние настолько сильное и разрушающее. Я увидел, как у нее опускаются руки. И мои опустились тоже.
—