Разговор за час до казни. Рассказы о преступниках, суде и камере смертников

22 апреля в Твери был произведен ускоренный выпуск юнкеров тверского юнкерского кавалерийского училища. По обычаю окончившие военное воспитание молодые люди отправились «вспрыснуть» новые мундиры в общественный сад, в ресторан, называемый «Кукушкой». Начались эти «вспрыски» с того, что из верхнего зала этого публичного места были изгнаны «штатские»… «Ты зачем, шпак? Убирайся подобру-поздорову!» – так обращались эти «воспитанные» молодые люди к совершенно им незнакомым лицам гражданского состояния. Затем с отвоеванного таким образом верхнего этажа посыпались вызовы, обращенные уже ко всей находившейся внизу публике, причем храбрая молодежь требовала «подать им на расправу хоть одного (!) студента». Наконец, разгоряченные вином, юноши сошли в сад и очень скоро, «обнажив шаники, бросились на публику», очевидно, вынеся из своего учебного заведения огульное представление обо всем невоенном обществе и народе, как о врагах, подлежащих искоренению. «На меня (писал корреспонденту «Новостей» один из очевидцев, присяжный поверенный Ч.) наскочили двое с обнаженными шашками, но я отбился палкой. Слышал 4–5 револьверных выстрелов». Один из «почетных жителей» гор. Твери рассказывал тому же корреспонденту: «Около 11 час. вечера я встретил близ почты большую толпу народа, которая бежала от офицеров. В конце Миллионной улицы вскоре показалась толпа офицеров, и вся публика, скрываясь от них, бросилась в почтовую контору, откуда долго никто не решался выходить».

Таким образом, военные действия были перенесены на улицу. Между тем «из сада двое были отправлены в больницу (с рассеченными ранами). Получившие менее значительные раны разъехались по домам». На другой день в юнкерском училище выплачивали контрибуцию пострадавшим за испорченное платье, а иным и за раны (так, один из писцов получил 62 рубля за рассеченную руку и пальто). «Делу дан законный ход»[109]. Но какое разбирательство (если оно и состоится, что, однако, сомнительно) покроет тот факт, что военная молодежь, только что сошедшая со школьной скамьи, первый пыл своих «юных увлечений» направляет, без всякого даже разбора, на истребление своих безоружных сограждан? И так они начинают свою карьеру!.. Каково же будет продолжение?.. При правильном взгляде на дела этого рода у этих юношей следовало отнять оружие немедленно и навсегда, так как они обнаружили сразу, что из своего учебного заведения не вынесли самых элементарных понятий о том, что такое оружие, для чего народ снабжает им свою армию и в каких случаях обнажение сабли должно считаться одним из тягчайших преступлений даже с профессиональной точки зрения…

24 апреля опять в Томске офицер Червяковский, подозвав извозчика, стал грозить, что «разобьет ему морду», если, подъезжая, он брызнет на него грязью. Испуганный извозчик предпочел вовсе не подавать лошадей такому грозному седоку. Тогда Червяковский кинулся в пролетку, стал бить извозчика по голове и затем обнажил шашку. К счастью, извозчик успел соскочить с пролетки. Возмущенная публика обезоружила буяна и потребовала составления протокола в участке. Часа через 2 или 3 тот же Червяковский появился на Нечаевской улице (у извозчичьей биржи) с целым взводом солдат. Извозчики в панике бросились в разные стороны, а Червяковский, «дав команду стрелять» (которую солдаты, очевидно, не исполнили?), послал взвод в погоню за беглецами. Когда же на шум из соседнего двора выбежали маленькие гимназисты, то озверевший офицер приказал: «бей их прикладами!» К счастью, вскоре подоспели другие военные, и Червяковский, который взял из казармы солдат без разрешения коменданта (и солдаты последовали за безумцем!), был арестован. «Будет ли делу дан законный ход» – корреспонденту неизвестно[110]…

24 же апреля в другом конце России, а именно в г. Новороссийске, казачий хорунжий Еглевский произвел целый погром, едва не кончившийся кровавым столкновением толпы с войсками. Напившись пьяным, этот вояка вышел, вооруженный, на улицу, с двумя казаками и стал избивать людей, попадавшихся навстречу. Сначала он ни за что ни про что ударил школьного сторожа Шпаковскаго, потом «съездил по уху» проходящего армянина, затем дал пощечину рабочему Медведеву. Когда товарищи последнего сделали попытку заступиться, то Еглевский скомандовал сопровождавшим его казакам: «шашки вон!» И те, как бессмысленные машины, без проблеска сознания, без признаков понимания того, что такое служба и что преступление, исполнили дикую команду, а сам Еглевский выхватил револьвер и стал стрелять, причем ранил в плечо девочку Татьяну Сухорукову. После этого его видели в других местах, и всюду он производил буйства, и всюду, как автомат, за ним следовал казак, бессмысленно, по приказу размахивавший шашкой (другой, по-видимому, скрылся).