Разговор за рюмкой чая. Не бойся чувств и слёз не бойся

Марию он сначала в гимназии выучил, потом на женские курсы в Петербург отправил, а как предложение о замужестве поступило, обратно  немедленно забрал. Даже бил, и не раз, за то, что перечит родительской воле.

В монастырь обещал упечь, насмерть запороть, если осмелится упорствовать супротив отеческой воли.

Не успел. Сбежала Мария, чтобы не попасть в лапы старого ловеласа, любителя непорочных дев.

Мария Трофимовна жила на деревне тихо, скромно, на жизнь зарабатывала шитьём да вязаньем, попутно всех желающих грамоте обучала.

Жаждущих знаний было мало, но обращались. Натаскивала читать, считать и писать, истории рассказывала.

К Марии тогда Егор и обратился за помощью. Никак, мол, нельзя активисту без грамоты: то декреты, то решения, приказы опять же всякие.

– Не просить же мне посторонних прочесть документ вслух, вдруг там информация сугубо секретная, государственная. По меркам революционного времени за такое попустительство под расстрел недолго загреметь.

Мария, добрая душа, согласилась. Хоть какое-то развлечение.

Егорка – парень смышлёный: грамоту на лету схватывал. Марии Егоровне даже интересно стало. Вечерами до темноты за книжками и тетрадками просиживали.

Попутно и Егорка, паршивец, кое-чему девицу обучил: обрюхатил.

В любви клялся, ноги целовал, обещал замуж взять.

Мария, не избалованная прежде вниманием и участием, сомлела в ловких Егоркиных руках от соблазнительно нежных ласк, опьянела от иллюзии счастья, верила каждому сказанному им слову, даже удачей считала эти отношения.

Наивная девушка считала, что в её дом постучало счастье. Наверно так оно и было – любовь окрыляет.

Недолго довелось Марии радоваться. Капризная судьба в очередной раз над ней подшутила.

Не до больших и светлых чувств было тому Егорке, когда социалистическое отечество, как объяснял он своё бегство, в опасности.

У себя на селе всех, кто косо глядел или много имел, Егорка безжалостно раскулачил, но успел войти во вкус революционной борьбы. Процесс экспроприации пришёлся ему по вкусу: Егор упивался неконтролируемой властью, а перспектива женитьбы была противна его свободной натуре.

Предложение отправиться давить мироедов на Кубань он принял с восторгом. Замуж Марию обещал взять, когда коммунизм на всей Земле восторжествует.

Уехал и сгинул.

Мария Трофимовна ездила в район к партийному руководству, но следов милого не нашла.

К тому времени родился Коленька. Кудрявый, рыжий волосом как огонь – вылитый папка.

Шустрый, бесенёнок, своевольный, бойкий через меру. Ещё в грудничках, бывало, то сосок от груди материной  откусит, то волосы выдерет, то пальцем в глаз попадёт.

Учиться не захотел. Даже читать ленился. Зато до работы крестьянской жаден был до неистовства и сноровист.

Всё, что другому тяжело, Кольке совсем не в тягость. Страсть как не любил уже с раннего возраста, когда ему перечат. Встанет в позу, кулачищи сожмёт до хруста, упрётся бешеным взглядом, в глазах безумная решимость и злоба. Всегда по своему поступал.

Кто знает, что у него на уме. Сельчане боялись, отступали, даже взрослые. Сверстники, те и вовсе стороной обходили, опасались, что приголубит.

Бить Колька умел. Первый в драку не лез, но никому не спускал, сразу кулаки в ход и прёт  буром, пока противник не отступит или кровища не прольётся.

Работать в колхоз на ферму Кулешман пошёл в десять лет. Определили скотником.

С обязанностями справлялся ловко. Начальство и общество были довольны.

В эти, совсем уж детские годы появилась у Кольки непреодолимая страсть к бабам и девкам. Сначала тайная.

По субботам шельмец подкрадывался к окнам деревенских бань и наблюдал, как бабы и девки голышом щеголяют, как задами да сиськами трясут.

Иногда удавалось подглядеть, как мужики на баб залазят. Видно, конечно, не очень, но впечатляло до колик внизу живота.

Восстание, которое происходило в такие минуты в штанах, Колька научился гасить революционными методами.

Взрослые девки и бабы нравились Кольке больше, чем ровесницы: у девчушек сисек нет и формы не впечатляют. То ли дело прелести зрелых прелестниц: есть, на что приятно посмотреть. Вон сколько у них добра за пазухой и везде.

В те годы заветной мечтой у паренька было желание дотронуться до нагой женщины, прижаться к ней обнажённым телом, как мужики в бане. Не к девчонке, к взрослой бабе со всеми её соблазнительными выпуклостями и впадинками.

Мечта эта и неистребимое желание скорее стать взрослым преследовали мальца нещадно, не позволяли думать о чём-то ином, кроме сокровенных фантазий.

Выход Колька нашёл в четырнадцать лет, решив как-то вечерком тайком забрести к одинокой женщине, Верке Струковой, которую преследовала слава непутёвой, но доступной.

Вздорная характером она трижды побывала замужем, но мужики спустя пару-тройку месяцев непременно от неё сбегали.

Истинную причину неуживчивости никто не знал. Бывшие её муженьки молчали, словно воды в рот набрали.

Кольке было плевать на ущербную Веркину репутацию. Парню нужна была даже не сама эта аппетитная бабёнка, а её женские тайны, разглядеть и распробовать которые Колька хотел так, что челюсть скрипела от напряжения.