Разговоры на песке. Как аборигенное мышление может спасти мир

В ходе наших бесед Мелисса знакомит меня с кубинской образовательной программой, которая была опробована в отдаленных аборигенных общинах Вилканния, Бурк и Бреварина в Новом Южном Уэльсе. Похоже, эксперимент оказался равносилен нападению на австралийскую землю в глазах правительства, которое, можно смело это утверждать, не собирается принимать модель деколонизации в ближайшее время, независимо от того, сколько брешей она закроет. Подобный подход называется кампанией по распространению грамотности, а не программой или мероприятием, потому что выходит за рамки учебного плана и ставит задачу создания грамотной культуры и экономики в самой общине. Речь идет не просто о приобретении индивидуальных навыков, а о расширении групповых возможностей, развитии культур и экономик грамотности в общине. Кубинская модель исходит из аборигенного представления об общинном, а не индивидуальном бытии, вследствие чего неравенство в образовании трактуется как социальная, а не как индивидуальная проблема.

Сестрице Мел нравится такой подход, но она слишком сильно любит музыку кантри и местный нетбол[40]

, чтобы нацепить берет и взяться за изготовление коктейлей Молотова. К тому же она мать-одиночка с чертовски приятной работой. После окончания данного эксперимента она рассчитывает уйти из этой сферы. В таком случае, лучшим вариантом для нее будет прекратить говорить со мной о Кубе, капитале и семейных подходах к обучению грамотности. Ей стоит расслабиться и включить Чарли Прайда[41] по радио, посмеяться и поболтать. А я могу пойти стрелять кенгуру по выходным с ее братьями, как мы и делали, когда наша жизнь была проще, и готовить кенгуровые хвосты – и пусть кто-нибудь другой думает, что там работает, а что нет.

Черт, в последнем предложении целых два апострофа[42]

, и они не дают мне отвлечься. Клац-клац, клац-клац, говорят эти бумеранги из красной древесины, и дела Мел – не моя забота, но я всё же, наверное, тут еще немного покопаюсь. Впрочем, тотем Мел – ехидна, а все мы знаем, какие ехидны умные и как они любят копать.

Оба-мы должны идти глубже. Мы должны попытаться понять, что происходит, когда мы объединяем мышление родства, мышление историями, мышление сновидений, мышление предков и мышление паттернами в рамках целостной системы мышления.

Лимонад от головной боли

Оба-мы переживаем за нашу маленькую племянницу. У нее явно острый приступ аппендицита, она кричит от боли. Мы отвозим ее в ближайшую клинику, но там нас отсылают обратно с «Панадолом» и какими-то солями от обезвоживания и строго говорят, что нужно больше заботиться о гигиене на кухне, если мы не хотим, чтобы у наших детей «болел животик». Мы приходим еще три раза, прежде чем нас наконец-то начинают воспринимать всерьез. В конце концов, ее оперируют за несколько минут до разрыва аппендикса, который ее бы убил.

Боль в животе у аборигенов часто немедленно объясняют действием желудочно-кишечных паразитов, хотя это один из тех немногих аспектов здоровья, где различие не в пользу другой стороны: согласно статистике, на такую боль чаще жалуются как раз неаборигены. А всё потому, что в аборигенных общинах кишечная микрофлора, передаваемая ребенку от матери, состоит из микробиоты людей, привыкших потреблять мясо диких животных. Высказывалось предположение, что отчасти по этой причине до недавних пор аборигенные общины не знали эпидемий аутизма, астмы, аллергии и большинства аутоиммунных заболеваний. Примечательно, что в общинах, по-прежнему придерживающихся традиционного уклада, отсутствуют также раковые и сердечные заболевания. Цивилизованные рационы питания в последние годы не слишком улучшили здоровье населения.

Вскоре после приступа аппендицита у нашей племянницы мы едем к ее тетушке, которая мучается от артрита в коленях и сходит с ума от болеутоляющих, прописанных ей при выписке из больницы. Она отправляет нас собрать листья мыльного дерева[43], которые мы крошим в ведро с водой и втираем ей в колени. Через несколько дней она уже на ногах, как новенькая.

Блуждая в поисках мыльного дерева, мы видим, как на берегу реки пожилая женщина ловит лосося. В это время года лососий жир спасает ей жизнь, потому что у нее отказали почки, а диализ ей противопоказан из-за недавней операции на сердце. Каждый день она готовит и ест лосося прямо на берегу. Ей сказали, что жить ей осталось несколько дней, но благодаря рыбьему жиру она держится уже несколько месяцев, пока мигрирует лосось. Однако исследования по рыбьему жиру дали противоречивые результаты, поэтому доктора пока не собираются прописывать удочки и невод от болезни почек.