Разговоры Пушкина

Когда он [И. Савостьянов] вошел в станционную избу на станции Шатки, то тотчас обратил внимание на ходившего там из угла в угол господина (это был Пушкин); ходил он задумчиво, наконец, позвал хозяйку и спросил у нее чего-нибудь пообедать, вероятно, ожидая найти порядочные кушанья по примеру некоторых станционных домов на больших трактах. Хозяйка, простая крестьянская баба, с хладнокровием отвечала ему: "У нас ничего не готовили сегодня, барин". Пушкин все-таки, имея лучшее мнение о станционном дворе, спросил подать хоть щей да каши. "Батюшка, и этого нет, ныне постный день, я ничего не стряпала, кроме холодной похлебки".

Пушкин, раздосадованный вторичным отказом бабы, остановился у окна и ворчал сам с собою: "Вот я всегда бываю так наказан, чорт возьми! Сколько раз я давал себе слово запасаться в дорогу какой-нибудь провизией, и вечно забывал и часто голодал, как собака".

И. Савостьянов по записи К. И. Савостьянова. Публ. А. А. Достоевского, ПС, XXXVII, стр. 150.

Ноябрь.

У кн. В. Ф. Одоевского[341].

Пушкин только и говорил, что про Гофмана[342]… Гофмана я знал наизусть… Наш разговор был оживлен и продолжался долго; я был в ударе и чувствовал, что говорил, как книга. "Одоевский пишет тоже фантастические пиесы", сказал Пушкин с неподражаемым сарказмом в тоне. Я возразил совершенно невинно: "Sa pensee malheureusement n'a pas de sexe" [К несчастью, мысль его не имеет пола], и Пушкин неожиданно показал мне весь ряд своих прекрасных зубов…

[В. В. Ленц][343]. Приключения лифляндца. РА 1878, I, стр. 442.

…Одоевскому очень хотелось узнать, прочитал ли Пушкин [его] книгу[344] и какого он об ней мнения. Но Пушкин отделался общими местами: "Читал… ничего… хорошо…" и т. п. Видя, что от него ничего не добьешься, Одоевский прибавил только, что писать фантастические сказки чрезвычайно трудно. Затем он поклонился и прошел, тут Пушкин… сказал: "Да если оно так трудно, зачем же он их пишет? Кто его принуждает? Фантастические сказки только тогда и хороши, когда писать их не трудной

Гр. В. А. Соллогуб. Пережитые дни. "Русский Мир" 1874, № 117.

29 ноября.

Вчера бал у Бутурлина (Жомини)[345] — любопытный разговор с Блайем[346]: зачем у вас флот в Балтийском море? для безопасности Петербурга? но он защищен Кронштадтом. Игрушка!

— Долго ли вам распространяться (мы смотрели карту постепенного распространения России, составленную Бутурлиным]). Ваше место Азия; там совершите вы достойный подвиг сивилизации… etc.

Пушкин. Дневник. Запись от 30 ноября 1833 г.

Конец года.

В театре.

…Мы повстречали некоего X., тогдашнего модного писателя. Он был человек чрезвычайно надутый и заносчивый… Он отнесся ко мне довольно благосклонно и пригласил меня в тот же вечер к себе… Действие кончилось, занавес опустился; Пушкин опять обернулся к нам.

"Александр Сергеевич, сегодня середа, я еще, вероятно, буду иметь счастливый случай с вами повстречаться у Х.", говорил я почтительно, но вместе с тем стараясь придать своему голосу равнодушный вид, "что вот, дескать, к каким тузам мы ездим".

Пушкин посмотрел на меня с той особенной, ему одному свойственной, улыбкой, в которой как-то странно сочеталась самая язвительная насмешка с безмерным добродушием.

"Нет, — отрывисто сказал он мне: — с тех пор, как я женат, я в такие дома не езжу!"

Гр. В. А. Соллогуб[347]. Воспоминания, СПб. 1887, стр. 117.

Конец 1833 г. — начало 1834 г.

Будучи в Петербурге, я посетил одного литератора и застал у него Пушкина. Поэт читал ему свою балладу "Будрыс и его сыновья"[348]. Хозяин чрезвычайно хвалил этот прекрасный перевод. "Я принимаю похвалу вашу, — сказал Пушкин, — за простой комплимент. Я недоволен этими стихами. Тут есть многие недостатки". — Например? — "Например, полячка младая". — Так что ж? — "Это небрежность, надобно было сказать молодая, но я поленился переделать три стиха для одного слова". Но хозяин утверждал, что это прекрасно. Пушкин никак с ним не соглашался и ушел, уверяя, что все подобные отступления от настоящего русского языка "лежат у него на совести".

О. И. Сенковский[349]. Собрание сочинений, СПб. 1859, т. VIII, стр. 233.

После 1833 г.

Пушкин ввел в обычай, обращаясь с царственными лицами, употреблять просто одно слово: государь. Когда наследник[350] заметил ему, что он не государь, Пушкин отвечал: "Вы г[осударь] наследник, а отец ваш г[осударь] император".

П. В. Нащокин по записи П. И. Бартенева. Бартенев, стр. 32.

В 1833 или 1834 году после обеда у моего отца много ораторствовал старый приятель Пушкина, генерал Раевский, сколько помнится Николай, человек вовсе отцу моему не близкий и редкий гость в Петербурге. Пушкин с заметным нетерпением возражал Раевскому; выведенный как будто из терпения, чтобы положить конец разговору, Пушкин сказал Раевскому: