Разговоры Пушкина

Читая Шекспира, он пленился его драмой: "Мера за меру"… Вместо перевода, подобно своему Фаусту, он передал Шекспирово создание в своем Анджело[359]. Он именно говорил Нащокину: "Наши критики не обратили внимания на эту пиесу и думают, что это одно из слабых моих сочинений, тогда как ничего лучше я не написал".

П. В. Нащокин по записи П. И. Бартенева. Бартенев, стр. 47.

Июнь.

У Пушкиных она [Н. И. Гончарова] никогда не жила. В последнее время она поселилась у себя в Ярополче и стала очень несносна: просто-на-просто пила. По лечебнику пяла. "Зачем ты берешь этих барышень?"[360] спросил у Пушкина Соболевский. — "Она целый день пьет и со всеми лакеями [……..][361]".

П. И. Бартенев со слов неизвестного [С. А. Соболевского?]. Бартенев, стр. 64.

16 декабря.

Утром того же дня встретил я в Дв[орцовом] саду в[еликого] кн[язя]: "Что ты один здесь философствуешь?" — Гуляю. — "Пойдем вместе". Разговорились о о плешивых: "Вы не в родню — в вашем семействе мужчины молоды оплешивливают". — Государь Александр] и Константин] П[авлович] оттого рано оплешивили, что при отце моем носили пудру и зачесывали волоса; на морозе сало леденело — и волоса лезли. Нет ли новых каламбуров? — "Есть, да не хороши, не смею представить их в[ашему] в[ысочеств]у". — У меня их также нет; я замерз. — Доведши в[еликого] кн[язя] до места, я ему откланялся (вероятно, противу Етикета).

Пушкин. Дневник. Запись от 18 декабря.

19 декабря.

В середу был я у Хитр[овой] — имел долгий разговор с в[еликим] кн[язем]. — Началось журналами: Вообрази, какую глупость напечатали в "Сев[ерной] Пч[еле]". Дело идет о пребывании г[осуда]ря в Москве. Пч[ела] говорит:,Г[осударь] и[мператор], обошед соборы, возвратился во дворец и с высоты красного крыльца низко (низко!) поклонился народу". Этого не довольно: журналист дурак продолжает: "Как восхитительно было видеть вел[икого] г[осуда]ря, преклоняющего священную главу перед гражданами Московскими. — Не забудь, что это читают лавочники. В[еликий] к[нязь] прав, а журналист конечно глуп. Потом разговорились о дворянстве. В[еликий] к[нязь] был противу постановления о почетном гражданстве[362]; зачем преграждать заслугам высшую цель честолюбия? Зачем составлять tiers etat [третье сословие], сию вечную стихию мятежей и оппозиции? Я заметил, что или дворянство не нужно в государстве, или должно быть ограждено и недоступно иначе как по собственной воле государя. Если в дворянство можно будет поступать из других состояний, как из чина в чин, не по исключительной воле государя, а по порядку службы, то вскоре дворянство не будет существовать или (что все равно) все будет дворянством. Что касается до tiers etat, что же значит наше старинное дворянство с имениями уничтоженными бесконечными раздроблениями, с просвещением, с ненавистью противу аристокрации и со всеми притязаниями на власть и богатства? Эдакой страшной стихии мятежей нет и в Европе. Кто были на площади 14 декабря? Одни дворяне. Сколько же их будет при первом новом возмущении? Не знаю, а кажется много. Говоря о старом дворянстве, я сказал: Nous, qui sommes aussi bons gentilhommes, aue l'Empereur, et Vous… etc." [Мы, являющиеся столь же благородными дворянами, как и император, и вы и т. д.]. В[еликий] кн[язь] был очень любезен и откровенен. Vous etes bien de votre famille, — сказал я ему — tous les Romanof sont revolutionaires et niveleurs" [Вы истинный член вашей семьи, все Романовы — революционеры и сторонники уравнения]. — Спасибо: так ты меня жалуешь в якобинцы. Благодарю, voila une reputation que me manquait [Вот репутация, которой мне не доставало].

Пушкин. Дневник[363].

После 1834 г.

К нам часто заходил некто 3[агряжский] из бедных дворян. Жалкий был человек и нужда сделала из него шута. Пушкин любил его кривлянья и песни. Время было такое. Особенно много поэт смеялся, когда тот пел:

Двое саней с подрезами,
Третьи писанные,
Подъезжали ко цареву кабаку… и т. д.

"Как это выразительно, — замечал Пушкин. — Я так себе и представляю картину, как эти сани в морозный вечер, скрипя подрезами по крепкому снегу, подъезжают "ко цареву кабаку".

В. А. Нащокина. Воспоминания. Иллюстр. прил. к "Новому Времени" 1893, № 8122, стр. 7. — Ср. Бартенев, стр. 46.

1834–1836 гг.

На придворных балах Пушкину бывало просто скучно. Покойная Л. Д. Шевич[364] передавала нам, как, стоя возле нее, полузевая и потягиваясь, он сказал два стиха из старинной песни:

Неволя, неволя, боярской двор.
Стоя наешься, сидя наспишься.

[П. И. Бартенев]. РА 1889, III стр. 124, прим.