Разговоры с мёртвыми

Я покинул ограду маминой могилы, закрыл калитку, привязал её тряпкой, чтобы она не открывалась, и побрёл по тропинке из листьев. Мимо деревянных крестов и поднятых на дыбы камней, мимо железных памятников и мраморных, мимо стариков и молодых, недавних и старых захоронений, трагичных и не очень судеб.

Я разглядывал кроссовки. Влажная трава цеплялась за ноги, брюки промокли от неё до колен. Земля, железо и камни, индустриальный мегаполис для мёртвых. Потусторонний город со своими жилищами, дверями и проблемами. Только стучаться ни к кому не надо, заходи к любому. Все будут рады. Заходи, заходи, заходи, заходи. По-мо-ги-те!..

Я остановился. Прислушался. Колыханье листьев и дробь дождя. Дождь не может просить о помощи. Листья тоже.

– По-мо-ги-те! – тонкий детский голос. – По-мо-ги-те мне!..

Оглянулся вокруг.

– Кто здесь? – просипел я. – Кто здесь? – повторил громче и уверенней.

– По-мо-ги-те!..

– Ты кто?

Чуть ниже груди затрепетала паника. Ноги сами собой ускорили шаг. Но я не могу бежать от человека, который просит о помощи. А если это не человек? Чур меня.

Плюнул через левое плечо три раза и постучал по сосне.

– По-мо-ги-те!..

Я остановился, глубоко вдохнул и, стараясь говорить как можно спокойней, спросил:

– Ты где?

– Здесь, – сдавленный детский шёпот.

Ребёнок, это ребёнок, точно.

– Где здесь? – оглянулся по сторонам.

Долгая пауза. Моросящий дождь, вокруг – деревья, они смотрят на меня, хмурят брови-ветки, обступают со всех сторон, о чём-то шепчутся между собой. Обо мне. Слева, справа, спереди, сзади, на десять шагов вперёд и назад, везде, куда бы я ни обратил взор, – могилы. И голос. Тихий детский голос:

– Под землёй.

Под-зем-лёй. Эхо: ой-ой-ой. Из правого уха в левое: ой-ой-ой. Ой – в левое ухо, отскакивает и бьётся о правое.

Как в фильмах ужасов. Под-зем-лёй. Под землёй трупы. Они рвут на части живую плоть и глотают её. Они скалят зубы и тянут к тебе скрюченные пальцы.

Но я слышал о том, как люди впадали в летаргический сон, как их хоронили заживо. Когда вскрывали могилу Гоголя, обнаружили, что он лежит лицом вниз. Покойник вряд ли бы перевернулся со спины на живот. Жуткая смерть.

А что, если здесь такой же случай?

– Где ты?

– Здесь, – справа от меня.

Я обернулся. Ограда с зубьями, свежие цветы, венки, холмик земли, памятник, рамка, в ней – детское лицо. Девочка.

– Я здесь.

– Сейчас, сейчас.

Я полез через ограду. Стоп: перелезу, а копать как буду – руками? Два метра вглубь? Смешно. Хотя могила свежая – получится. Но сколько времени займёт? Бог его знает, сколько девочка находится под землёй и сколько она ещё выдержит находиться. Как она не задохнулась, и почему не умерла от шока? Бог ты мой, проснуться в гробу.

– Сейчас, девочка. Потерпи немного, – сказал настолько тихо, что, услышал меня только мой нос.

Срочно лопату. Где видел? Вроде, рядом с мамой. Там сегодня копали могилу и у ямы остались две штыковые и одна совковая лопаты.

Захоронение с голосом сделали только сегодня. Земля не успела осесть и уплотниться, поэтому я могу разрыть её и совковой лопатой. Ей удобней, и она загребает больше земли.

Бросился к могиле мамы. Остановился, оглянулся назад. Нельзя торопиться. Вдруг забуду обратную дорогу?

Быстрым шагом двинулся вперёд, стараясь запомнить свой путь. Надгробия из мрамора и мраморной крошки, железные, пышные и бедные, и деревья: сосны, берёзы, осины. Кривые исполины тянут ветки вверх.

Капли влаги прикасаются к лицу. Где ограда моей мамы? Чёрные и синие ограждения, большие и не очень, двойные захоронения для супругов.

Считаю шаги. Сорок пять, сорок шесть, семь, восемь… Где? Где? Где я видел эти лопаты?

Вот. Могила мамы, рядом двухметровая яма, накрытая жестью, и земляное возвышение с лопатами.

Схватил их. К лопатам прилипли сырые, неприятные на ощупь комья. Мёртвая вода разъедает землю и дерево.

Вода – граница между «тем» и «этим» светом, путь в загробное царство, место обитания душ и нечистой силы. В древности считали, что она держит связь с другим миром, и отправляли по ней еду и предметы покойным.

С представлениями о том, что душа человека после смерти погружается в воду, связана известная у славян система запретов использовать воду, которая была в доме в момент смерти кого-либо из домочадцев. При агонии умирающего белорусы выносили из дома и выливали всю воду, чтобы душа не задержалась в ней. Болгары называли такую воду «мёртвой», выливали из всех сосудов сразу после выноса покойника, чтобы никто не смог её выпить. Сербы выливали всю воду в том доме, мимо которого прошла похоронная процессия. Человек с ведром воды, встретив похороны на своём пути, выливал всю её на дорогу, чтобы душа покойника не погрузилась в неё.

Мёртвые голоса говорят со мной, и я помню каждое слово из каменных уст. Мёртвым незачем больше лгать. То время, когда ложь имела смысл, позади, а впереди ледяная вечность. Ад – не жаркое пекло, это пробирающий до гнилых костей холод.