Читаем Разговоры с мёртвыми полностью

Я хотел бы, чтобы после моей смерти не было ничего. Абсолютно. Ни воспоминаний, ни рая, ни ада, ни блаженства, ни горя, ни спокойствия. Освободиться от врагов, от друзей, от желаний, от обязанностей, от рук, от ног, от мыслей. Чтобы совсем ничего. Даже не пустота: её было бы слишком много. Ничего. Как сон без снов.

– А ты покончи с собой, – усмехается гость.

Самоубийство – страшный грех. Во всех религиях мира. Душа наложившего на себя руки навеки неприкаянна.

Убивших себя считали детьми дьявола. Дома их разрушали, труп калечили, пробивали колом, рот протыкали иглой или вбивали в него гвоздь. У могилы рассыпали мак, который самоубийца должен считать до утра.

Дерево, на котором покойный повесился, срубали, иначе на нём повесится кто-то ещё.

В год по всему миру совершается полмиллиона самоубийств. Каждую минуту кто-то вскрывает вены, включает газ или становится на табуретку, чтобы упасть. Шестьдесят раз в день суицидальная попытка заканчивается успехом. На первом месте среди способов ухода в иной мир – повешение, потом – отравление (чаще у женщин), далее идут различные виды холодного и огнестрельного оружия, а также падение с высоты и утопление (тоже чаще у женщин).

Русалками считались утонувшие девы, мужчины – водяными.

Самоубийца после смерти в течение семи лет бродит в прежнем облике. Появляется в полнолуние, а в полночь приходит на место преступления.

Если повесился в лесу, кричит и свистит, сидя на дереве.

Мой брат ухмылялся мне из гроба.

По поверьям, самоубийц мучает жажда, и они вызывают засуху. Во избежание её живые должны приносить на могилу воду.

– Я не дурак, – отвечаю я.

Мой гость курит бесконечную сигару, развалившись на стуле.

– Как ты попал сюда? Я же разобрал печь, – мой голос дрожит.

Гость улыбается, зубы блестят, утопая в волосах.

– Через трубу. Как Санта Клаус, – он делает театральный жест в направлении трубы. – Тебе что-то не нравится?

Главное не раздражать его.

– Нет, всё нормально.

– Ты уверен? – мой приятель крутит кончиком хвоста, держа его в левой руке. – О чём думаешь?

– О прошлом.

Лучше не врать. На враньё уходит время, а любое замешательство насторожит Санта Клауса.

– Прошлое – хорошо, – с видом знатока кивает он и затягивается сигарой. – Помни о прошлом – и не потеряешь будущее.

С каждым словом изо рта гостя вылетает густой дым. Весь дом пропитан никотином.

– О чём конкретно думаешь?

– О друзьях.

– Друзья – святое, – соглашается гость. – Хочешь, расскажу тебе про друзей?

Чего я действительно хочу, так это, чтобы ты исчез.

– Вот говорят, друзья познаются в беде. Живёшь с ними рядом, взрослеешь, влюбляешься, учишься. А узнать их не получается. Как узнать, друг он тебе или нет, если с ним в беду не попал? А вот попал – милое дело – сразу узнал, кто есть кто. Помнишь, как тебе ломали нос на втором этаже, а на первом твой друг, Андрей Краскин, стоял и ждал, когда ты спустишься, в синяках, в рваном пуховике? А как сам ты ждал, когда обратятся к тебе, а Максима в это время били? И как потом отдал деньги этим уродам? Помнишь?

Мои часы отсчитывали пятнадцатый год.

Зимой мы проводили время на горке напротив Дома культуры.

Известный бабник Гена познакомился с двумя девушками из соседнего дома. Лене было пятнадцать, Вике – шестнадцать. Что их привлекало в нас – непонятно. Обычно девочки тянутся к парням старше их.

Гене одному было неудобно дружить сразу с двумя девочками, и он познакомил с Леной и Викой меня и моего лучшего друга Андрея Краскина.

Лучшего потому, что в школьном сочинении в восьмом классе на тему «Мой лучший друг» я писал о нём. И в девятом. Учительница заметила мою постоянность и похвалила:

– Не то что Евсеев, – будущий муж Тани, – сегодня у него один друг, а завтра – другой.

Вечер начинался с горки. Мы съезжали с неё в обнимку с девчонками. Горка была предлогом пообниматься. Иначе, чтобы обнять девушку, надо было встречаться с ней. Да мы и на свидании стеснялись прикоснуться к девчонке. Разве что пока никто не видит.

С горки, мокрые от снега и растрёпанные, мы шли греться в подъезд одной из девчонок. Они жили в соседней с Домом культуры девятиэтажке, и до десяти, а то и одиннадцати вечера мы играли в карты на бетонных ступенях и травили анекдоты.

Расходились по домам, ложились спать, а утром нас ожидала школа. После неё часы только и делали, что приближали время к вечеру. А как стемнеет, мы торопились на горку.

В один из вечеров мы не застали девчонок у Дома культуры. Гена предложил зайти к ним домой. Ни Лены, ни Вики дома не оказалось, зато нам сказали, что девушки у какого-то парня на дне рождения.

Зачем мы попёрлись к этому парню, ума не приложу. Видимо, по той же причине, из-за которой я спускался на второй этаж, подглядывая за Катей.

Гена позвал Вику.

Она объяснила, что парни с дня рождения взрослые. Юбиляру исполнилось двадцать пять, у него есть жена и ребёнок. Ещё двоим: девятнадцать и двадцать. Оба они бегают от армии, а нам лучше уйти.

Прежде чем удалиться, мы решили поиграть в карты возле квартиры именинника. Курили, смеялись, играли в дурака. В дураках остались все трое.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адриан Моул и оружие массового поражения
Адриан Моул и оружие массового поражения

Адриан Моул возвращается! Фаны знаменитого недотепы по всему миру ликуют – Сью Таунсенд решилась-таки написать еще одну книгу "Дневников Адриана Моула".Адриану уже 34, он вполне взрослый и солидный человек, отец двух детей и владелец пентхауса в модном районе на берегу канала. Но жизнь его по-прежнему полна невыносимых мук. Новенький пентхаус не радует, поскольку в карманах Адриана зияет огромная брешь, пробитая кредитом. За дверью квартиры подкарауливает семейство лебедей с явным намерением откусить Адриану руку. А по городу рыскает кошмарное создание по имени Маргаритка с одной-единственной целью – надеть на палец Адриана обручальное кольцо. Не радует Адриана и общественная жизнь. Его кумир Тони Блэр на пару с приятелем Бушем развязал войну в Ираке, а Адриан так хотел понежиться на ласковом ближневосточном солнышке. Адриан и в новой книге – все тот же романтик, тоскующий по лучшему, совершенному миру, а Сью Таунсенд остается самым душевным и ироничным писателем в современной английской литературе. Можно с абсолютной уверенностью говорить, что Адриан Моул – самый успешный комический герой последней четверти века, и что самое поразительное – свой пьедестал он не собирается никому уступать.

Сьюзан Таунсенд , Сью Таунсенд

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Современная проза
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза