Разговоры с мёртвыми

Первая любовь растворилась в тумане школьных стен, и вторая тоже. И вообще героини фильмов – Красная Шапочка и Алиса Селезнёва – были лучше, чем реальные девчонки. Их, конечно, играли актрисы, и те актрисы, наверное, далеки от совершенства. Но речь не о настоящих девочках, а о Красной Шапочке и Алисе.

Мир пуст. В нём много людей. Но все они мне не нужны.

Мне нужны те люди, из прошлого. Именно они и в то время.

Но в него возврата нет.

Глава 15

Каждый, тьмой прикрываясь, как маской,

Вышел с тайной надеждой во мрак.

Люди вроде бездомных собак:

Ждут, что утро им сделает знак

И утешит бесхитростной лаской.

Люк Декон

У тёти Веры был внук с геройским именем Спартак. В отличие от Геракла, который совершил двенадцать подвигов, Спартик совершил только два, и оба почему-то у нас дома. В гостях, наверное, интересней. Подвиги были такие: он выпил полбутылька одеколона «Шипр» и засунул мамину заколку в розетку.

Обычно во время «подвигов» Спартик терялся из виду, и вспоминали о нём по громким крикам из ванной или из соседней комнаты.

– Ой, Спартик нечаянно одеколона хлебнул!

– Ой, Спартик случайно заколку в розетку засунул!

Спартак был мастером на «случайности».

Его мама, тётя Таня, училась в Москве и привозила оттуда всякие редкие игрушки: миниатюрных солдатиков, машинки с дистанционным управлением, разборных человечков. Всё это было редкостью у нас, и как-то я украл у Спартика, который был младше меня на шесть лет, пару миниатюрных солдатиков. Тётя Таня у нас в гостях заметила:

– Что-то игрушки на наши похожи.

Ещё бы!

Я проявил благосклонность:

– А я их в песочнице нашёл. Если ваши, то забирайте.

– Спать для меня было мучением, – рассказывает молодая учительница. – Я придумывала тысячи предлогов, чтобы не спать.

Когда-то я и сам боялся засыпать в темноте. Родители дожидались, когда моё дыхание станет ровным и только тогда нажимали кнопку выключателя. Или оставляли приоткрытой входную дверь, через которую просвечивался голубой отблеск от работающего в соседней комнате телевизора.

Нам с Пашкой смотреть телевизор после десяти запрещали. После «Спокойной ночи, малыши» меня укладывали в кровать. А потом шло «Время», а за ним – «Штирлиц». Только в двадцать лет я с удивлением узнал, что на самом деле сериал про Штирлица назывался «Семнадцать мгновений весны».

Это был жутко интересный сериал. Потому что, во-первых, он был про шпионов, а, во-вторых, шёл поздно ночью, и нам его смотреть запрещали.

Пашка придумал присоединить наушники из радиоконструктора к старому телевизору в нашей комнате, который дожидался, когда его выкинут или увезут на дачу. Брат протянул от телевизора до своей кровати удлинитель, и если бы к нам внезапно заглянули родители, можно было быстро выдернуть шнур из розетки, и телевизор бы погас.

Затаившись, мы смотрели на чёрно-белые похождения Штирлица. Я засыпал минут через десять после начала просмотра. Брат вынимал из моего уха наушник и досматривал фильм до конца. А утром Пашку было не поднять.

– И в школе я не очень любила спать. Студенткой уже поняла, что такое недосыпание. И так мечтала выспаться, – учительница смеётся. – А теперь спи, сколько хочешь.

Я встретил Аниного мужа на улице возле аптеки.

Гриша стоял на крыльце, оглядываясь по сторонам и, видимо, размышляя, куда направиться дальше. Короткая кожаная куртка обтягивала широкие плечи. Потёртые джинсы в обтяжку на мощных ногах. С наглым лицом Гриша чавкал жвачкой.

Я поднялся по лестнице, остановился напротив Гриши. Он выше меня на голову. Заглянул под жирные полосы бровей.

– Ты чё? – спросил муж Ани. – Чё уставился?

Желваки ходили на его щеках. Чмок-чмок-чмок. Жевательная корова. Громадная корова с яйцами.

Гриша говорил через нос, и каждая фраза его становилась от этого авторитетной.

Позади меня спускалась с крыльца бетонная лестница. Толкни меня Гриша, и голова моя лопнула бы, как грецкий орех.

– Свали по-хорошему.

– Сейчас будет хорошо, – пообещал я. Моя рука прикоснулась к Гришиному паху. Я сжал кулак.

Лицо Гриши сморщилось.

Я сжал причиндалы Гриши в руке, и одна их часть проскользнула меж моих пальцев, покидая пределы кулака. Зрачки Гриши закатились. Из-под бровей на меня уставились белые глазные яблоки.

Я сильнее сжал пальцы. По подбородку Аниного мужа потекла слюна. Он осел, словно надувная кукла. Вторая часть причиндал тоже выскользнула куда-то за пределы моей руки.

– Тебе нравится? – спросил я.

Мужик всем весом навалился на меня. Я с трудом балансировал на краю лестницы.

Разжал кулак. Мне казалось, что под брюками Гриши появилось что-то мокрое и липкое. Стал разглядывать свою ладонь, придерживая Гришу, чтобы он не свалился. Крови на ладони не было.

Оттолкнул мужика от себя. Он, комично взмахнув руками, ударился головой о железную дверь.

Прохожие куда-то спешили, делая вид, что идут мимо.

Отбежав на приличное расстояние, они оглядывались, не сбавляя шаг.