— Нам обещали! — напомнил он. — Обещали дать короля. Вождя.
Улыбка Тапио стала циничной.
— Разве не все мы ждали прихода мессии?
— Половина Диких думает, что это ты, — ответил Герааарх.
— Да, так говорят, — бросил Теккисмарк. — Ты и есть. Тот, кто избавит нас от ярма и сделает так, что все будут заниматься чем захотят. — Он свел предплечья, и раздался, как показалось Редмиду, тот же звук, какой производит крестьянин, когда натачивает косу.
На лице Тапио появилось отвращение.
— Я вам не мессия. Нам нужно спуститься с небес на землю и разобраться самим.
Моган тяжело уселась на большой дубовый стул, и тот коротко скрипнул — почти застонал.
— Нам обещали. Леди Тар дала слово.
— Тар — имя, известное мне, — сказал Нита Кван. — Его знают даже мои соотечественники в Ифрикуа. Но мы зовем ее Тарой. Великой Волчицей.
Гребень Моган уподобился щетке — все ости нацелились в потолочные балки.
— Тар не волчица, кухарь. Тар тоже из числа великих змеев. Дракон.
— Медведи зовут ее Первой, — вставил Герааарх.
Тапио отхлебнул вина и затянул мелодичную песню на иркском языке. Она потекла ровно и медленно, чуждая для человеческого уха, но в ней звучало величественное достоинство.
После песни ирка воцарилось молчание, и Нита Кван кашлянул.
— Значит, Тар — добро? А Эш — зло?
Тапио улыбнулся так широко, что обнажил все клыки.
— Там, снаружи, куча народа танцует по случаю Поля и объявляет победу света над тьмой. И в зале, несмотря на мою страсть к уборке, живут мелкие твари: мыши, крысы, даже какие-то жуки. Если танцор кого-нибудь раздавит в запале, то что обитает в нем — добро или зло? Провозглашая торжество света, они могут затоптать дюжину мышей и сотню букашек.
Моган вытянула длинную когтистую руку.
— А если мыши объединятся с жуками и создадут войско против танцоров — поймут ли они, за что воюют? А танцоры поймут?
Редмид почувствовал себя круглым болваном. Он встал.
— Ладно, что же нам тогда делать?
Тапио рассмеялся.
— О, мы сразимся бок о бок с мышами и жуками. Главное — не рядиться в герои. Может быть, Эш отчаянно борется с самой сутью зла, а мы его совсем немного отвлечем, и это кончится победой тьмы.
Редмид вцепился в столешницу.
— Серьезно?
Тапио помотал головой.
— Нет, брат. У меня отвратное настроение. Послушай: к западу от Внутреннего моря все пришло в движение. Приближаются орды, которые больше армий, и это лишь малая толика происходящего. Мы, жуки и мыши, можем опираться лишь на то, что видим. Некоторые танцоры стараются на нас не наступить и даже подбирают, заботливо переносят к стеночке. Другие давят при первой возможности. — Он вздохнул, поднял бровь и посмотрел на Редмида исподлобья. — Но разве вы, повстанцы, не становитесь подозрительными, когда кто-нибудь заявляет, что борется за доброе и правое дело?
— Так поступает церковь, — кивнул Редмид.
— Не только — все подряд. Стоит распре перерасти в войну, как каждая сторона объявляет противника демоном. — Моган повернулась к Тапио. — Разве нельзя договориться с этим Шипом? Или просто создать союз и использовать его как щит? И да, я согласна насчет запада. Кто-то разворошил там все муравейники.
— Когда пламя лизнет нас, мы помочимся на этот костер. Что касается Шипа... — Тапио пожал плечами. — Наверное, стоит попробовать.
— Нам-то поздно, — возразил Герааарх. — Он на нас напал. Сейчас по всем лесам охотятся на наших детенышей.
Моган наблюдала за Тапио.
— Ты хочешь этого, — сказала она.
Он улыбнулся — криво, отчасти самокритично, с насмешкой и скорбью.
— Я не мессия, — ответил он, — но полководец весьма неплохой. Воевать с Эшем? Нас не забудут в веках!
Герааарх заворчал:
— Ни ты, ни песни твои не спасут ни одного детеныша и не прокормят голодного медведя зимой!
Теккисмарк снова издал скрежещущий звук.
— Мое-то племя, когда воюют сильные, всегда идет на растопку! Занятно будет сражаться за тех, кого мы выберем сами.
Тапио, казалось, был поглощен созерцанием своих мокасин.
— Я уверен, что ваше племя всегда воображает, будто имеет выбор.
Рот Теккисмарка раззявился, и на секунду выскочил грязно-лиловый клювоязык.
— Нет! — каркнул он. — Это люди питают такие иллюзии! Мы покоряемся волнам известий и ничему больше. — Он прищелкнул хитиновыми когтями на тонкой кисти. — Направляясь сюда, я был против войны с Шипом. После нашей встречи я готов воевать. Мой народ явится, когда наступит весна и размягчится водная твердь.
— Мой народ уже воюет, хотя многие еще этого не понимают, — прорычал Герааарх. — Но мы потеряем Эднакрэги к весне. Куда нам податься? И как? Мощь Шипа растет с каждым днем, и он собирает людей и других существ отовсюду.
Тапио почесал подбородок, и этот жест пришел в забавное противоречие с его томным эльфийским достоинством.
— Для захвата Эднакрэгов Шипу — до чего же приятно произносить это имя вслух — придется воевать с людьми, а люди, как нам известно, бывают отличными воинами.
— Единственное, на что они способны, — сухо заметил Теккисмарк.
— Берлоги у них уютные, — сказал Герааарх.