Он уставился на меня, на мгновение потеряв дар речи.
— Нет, — сказал он, наконец. — Ни в коем случае. Это запрещено.
— Но ты же сказал, что можешь быть счастлив…
— Я сказал, что мы с тобой не будем заниматься сексом, — перебил он, прежде чем я успела сбросить бомбу.
— С какой стати тебе хотеть этого? — сказала я, стараясь показаться скучающей от этой идеи.
— Я
— Ты неправильно понял. Нарочно, — добавила я, чтобы досадить ему. В этом странном, потустороннем месте раздражать его было единственным, что помогало мне чувствовать себя живой: — Я понимаю, почему ты этого хочешь, но думаю, что это не особо хорошая идея. Ты мой наставник и всё такое.
Это сработало даже лучше, чем я ожидала. Он был готов взорваться от разочарования. К сожалению, это не тот вид разочарования. По правде, было очень плохо, что я дразнила его, но я не могла устоять. Он действительно был чертовски великолепен. Наверное, это было неразумно — мне нужно, чтобы он был на моей стороне.
— Нет, — отрезал он.
Я пожала плечами и взяла ещё один пончик.
— Мы заболеем? Начну ли я чувствовать себя раздутой, если съем четвёртый пончик?
— Да, — сказал он.
Я положила пончик.
— Ну, по крайней мере, ты переживёшь меня. Подбодрись. Можешь потанцевать на моих похоронах.
— Я не знаю, когда ты умрёшь. При условии, если мы решим, что с тобой делать, вероятно, мы больше не увидимся.
Это была не очень утешительная новость, но я не собиралась сдаваться.
— Как только они решат, сколько времени потребуется, чтобы избавиться от меня?
Он просто посмотрел на меня, выражение его лица говорило, что это не случится достаточно скоро.
Как ни странно, я не была уверена, что хочу уходить, даже если бы они могли вернуть мне хоть какое-то подобие нормальной жизни с сохранённой остротой ума. Да, мне нравилось придираться к нему и к белому цвету. Но, несмотря на мои аргументы, мне… как бы нравилось здесь. Мне нравился шум океана за открытыми окнами, вкус соли на губах. Я всегда хотела жить у моря. Я исполнила своё желание немного раньше, чем ожидала, и это не совсем было жизнью, но достаточно близко.
Мне нравилась кровать, в которой я спала, мне нравилась Сара, и мне определённо нравилось смотреть на Разиэля, даже если он раздражал, выводил и все другие негативные глаголы, которые я могла придумать. И если он мог читать мои мысли, мне пофигу.
На самом деле, я жила своей мечтой. Я провела большую часть своей взрослой жизни, просеивая тайную литературу и библейскую критику, чтобы придумать мои надуманные тайны, и я была хорошо знакома с совершенно причудливыми фантазиями Еноха, с его рассказами о Нефилимах и Падших.
Вот только оказалось, что Енох вовсе не был кислотным уродом, каким я его всегда считала. Всё это было реально.
Кухня была слишком мала для нас обоих, но чтобы уйти, ему пришлось бы протиснуться мимо меня, и я знала, что он и правда не хотел прикасаться ко мне. Было приятно думать, что его удерживает непоколебимая похоть, но я знала, что это скорее раздражение — я делала всё возможное, чтобы он захотел придушить меня.
— Нет, — сказал он, — я не хочу тебя душить. Я просто хочу, чтобы ты ушла.
— Как долго ты собираешься читать мои мысли? — спросила я, совершенно раздосадованная.
— Столько, сколько потребуется.
— Что ж, это время пришло. Выключи переключатель, или что ты там делаешь. Держись подальше от моего мозга. Не читай моих мыслей, не затуманивай мои мысли, не стирай мою память. Держи дистанцию, — я не пыталась скрыть рычание в своём голосе.
Хватит с меня этого дерьма.
Он был опасно близок к тому, чтобы прибегнуть к насилию. Его чудно испещренные глаза на мгновение блеснули, но я серьёзно сомневалась, что Разиэль обладал даже крошечной частичкой чувства юмора в своём холодном, неподвижном теле. Конечно же, выражение исчезло так быстро, что я была уверена, что мне показалось.
— Или что? — сказал он.
— Прекрати! — сказал он с полным ужасом, отталкивая меня, как будто обжёгся об распутный образ в моём разуме.
Я сладко улыбнулась.
— У меня чертовски богатое воображение, Разиэль, — сказала я, впервые назвав его по имени. — Держись подальше от моей головы или приготовься к полному разврату.
Взяв тарелку с пончиками, я неторопливо вернулась в гостиную.
Глава 12
ОНА БЫЛА ВЕДЬМОЙ. ОНА ДОЛЖНА БЫЛА БЫТЬ смиренной, плаксивой и бояться меня. Вместо этого она была полной противоположностью, и мимолетное видение её сексуальной фантазии оказало ожидаемый эффект на моё тело. Азазель был прав — я слишком долго соблюдал целибат.