Разиэль

Я стоял на кухне, неподвижно. Я считал, что, по крайней мере, контролирую своё тело. По правде говоря, неудивительно, что я возбудился от такой короткой фантазией, которой она предалась. Я понятия не имел, действительно ли она находила это привлекательным или это было просто частью игры, в которую она играла.

Нет, это было по-настоящему. Как только я увидел эту мысль, я почувствовал её собственную лихорадочную реакцию, такую же сильную, как и моя, несмотря на краткость образа. Если бы это было просто интеллектуальным упражнением, это было бы не так… волнующе.

Я должен был избавиться от неё и быстро. Мне нужно было, чтобы она убралась из моей комнаты, из моего мира. Ни за что на свете я не позволю им взывать к Благодати забвения, но помимо этого, всё что угодно будет лучше. Сара всегда искала кого-нибудь, чтобы стать чьей-то матерью — и Элли Уотсон была именно тем человеком. Я мог бы оставить её в покое, а потом уйти и больше не думать о ней. Может, потребуется день или два, чтобы выкинуть её из моей головы, но я справлюсь. Я смог бы отключиться. Если бы только она не жила в моей квартире и не дразнила меня.

Я уже был близок к обнаружению места погребения Люцифера. Я мог сидеть и слушать и слышать его глубоко под землей, чувствовать, как его зов вибрирует в моём теле, и я был близко, так близко. Мне не нужно было отвлекаться на женщину со ртом, который не закрывался, и на эротические образы, вторгающиеся в мой разум.

Почему собственно именно Самаэль принёс её в пещеру? Он лучше, чем кто-либо другой, знал, что это место должно быть запретным, особенно для такого незваного гостя, как Элли Уотсон. Мы подошли достаточно близко к Люциферу, Свету, и её появление с непрерывными вопросами было близко к богохульству.

Не то чтобы я верил в богохульство. Это стало одной из причин, почему я здесь, не так ли? Потому что я, как и другие, отказывался следовать правилам, убивать без вопросов, уничтожать поколения и карать землю. Я посмотрел на человеческую женщину и влюбился, и за это я был проклят навеки.

Конечно, что-то было не так с идеалом, который приравнивал любовь к смерти. Это было так давно, что я не мог вспомнить, о чём мы думали, едва мог вспомнить её. Но я не мог забыть эмоции, страсть, которая вела меня, уверенность в том, что выбор жизни, выбор человеческой любви — правильный поступок. Оно того стоило, стоило всего, и я никогда не жалел об этом.

Я мог сожалеть об уязвимости, о необходимости, которая толкнула меня на такой отчаянный поступок, но это больше не имело значения. Я сделал то, что сделал, и стал бы ничего менять. Но это никогда не повторится.

Уриэль знал, как пользоваться уязвимостями. Он знал, как пытать, даже с законами, которые не давали ему права уничтожить нас. Я не позволю ему использовать меня снова.

Хотя, возможно, были времена, когда мне хотелось всё ещё чувствовать ту невинную, сильную любовь. Накапливались сотни лет и тысячелетия, но я больше не мог вернуть ту чистую, сущностную страсть, которая заставила меня уничтожить всё.

Но я всё равно сделал бы это. Выбрал падение. Нас учили, что люди похожи на скот — их обучали, уничтожали, если они не слушались, никогда не отвечали на их вопросы и, самое главное, никогда не смотрели на них с вожделением.

Нас послали на землю с заданиями. Азазель был послан учить людей работе с металлом: его работа состояла в том, чтобы обучать и передавать магию. У первых двадцати была работа и поначалу мы неплохо справлялись. Но чем дольше мы оставались на земле, тем более человечными становились. Начался голод: еды, жизни, секса. И мы начали думать, что мы могли бы сделать этот тёмный мир лучше. Мы могли бы принести нашу мудрость и силу, мы могли бы испытать любовь и преданность. Мы бы вступили в брак, наши дети выросли бы сильными, войн больше не было бы, и Бог улыбнулся бы.

Бог не улыбнулся. Детей не было — проклятие было быстрым и жестоким. Мы были прокляты навечно. Из-за любви.

Неудивительно, что женщина, бродившая по моим комнатам, раздражала меня. И дело было не только в её болтовне — она была права, у неё был приятный голос. Но после стольких лет я стал нетерпим к людям, особенно к женщинам. И к женщине, из всех женщин. Мгновение неожиданной сентиментальности, и я усложнил своё существование и существование Падших. Ни одна женщина этого не стоила.

Тем не менее, это был мой выбор, моя ошибка, и моим единственным вариантом было исправить это, даже если бы я хотел оставить её без внимания. Должно же быть какое-то место, куда мы могли бы её отправить, чтобы она не доставляла неприятностей. И тогда мы сможем справиться с гневом Уриэля.

Я был хранителем тайн, повелителем магии. Во мне жила вся мудрость веков, и я был послан на землю, чтобы дать это знание её несчастным обитателям. Так как же я мог быть таким идиотом?

Я посмотрел вниз, привёл себя в порядок и последовал за ней в гостиную. Она лежала на софе, босиком. Моя одежда сидела на ней чертовски хорошо — мне придется подобрать нечто более свободное, что скрывало бы все изгибы, но достаточно ярком, и она была счастлива.