Воеводша отстегнула шелковые нарукавники, в жирные руки забрала крепко пук розог.
– Стой ужо, боярыня, зажгу свет!
Воевода высек огня на трут, раздул тонкую лучинку, зажег одну свечу, другую, третью.
– Буде, хозяин! Не трать свет.
– Свет земской: мало свечей, старосту по роже – соберет…
Грузная воеводша, сжимая розги, ожила, шагнула, расставив ноги, уперла и ударила: раз!
– Чтите бои, девки!
– Чтем, боярыня.
– Вот тебе, стерво! Вот! Сколько боев, хозяин? Сколько, говори?!
– Двадцать за мой срам не много.
Воевода продолжал зажигать свечи.
– Сколько?
– Девки-и!..
– Чтем мы: тринадцать, четырнадцать…
– Мало ерепенится… Должно, не садко у тя идет, Дарья?
– Уж куды садче – глянь коли.
– Дай, сам я – знакомо дело!
Воевода взял у девки новый пук розог, мотнул в руке, крякнул и, ударив, дернул на себя.
– А-ай! О-о-о! – завыла битая.
– Ну, Петрович, ты садче бьешь!
– Нет еще не… вот! А вот!
Воевода хлестал и дергал при каждом ударе:
– Идет садко.
К двадцати ударам девка не кричала. Воевода приказал вынести ее на двор, полить водой. Он поправил сдвинутые рукава кафтана, задул свечи и, подойдя, крепко обнял воеводшу.
– Да што ты, хозяин, щипешься?
– Дородна ты!..
– Какую Бог дал.
– Дать-то Он дал, а покормиться нелишне, проголодался я, – собери-ка, вели, ужинать.
– Ой, и то! Я тоже покушаю.
– Дела в приказной к полуночи кончу без палача с дьяками…
Из холопьей избы в окна и прикрытую из сеней дверь глядели холопи: девки на дворе отливали битую. Ярыга сказал:
– Вот, братие! Досель думал, а нынче решил – сбегу в козаки.
– Тебя так не парили, и то побежишь, а нас парят по три и боле раз на дню.
– Да это што – вицой… Нас – батогами!
– Зимой на морозе битая спина что овчина мохната деется.
– Много вы терпите!
– Поры ждем – придет пора.
– Я удумал, нынче же в козаки… Только, робята, чур, не идти на меня с изветом к воеводе… Атаман дал еще листы, в городу да мужикам раздать… Дам – и в ход…
– А что сказывает народу атаман?
– Много вам сказал, что листы честь буду, только угол ба где?
– Вон за печью.
Устроились в углу. Выдули огня, один светил лучиной, ему кричали:
– Ладом свети, светилка, береги затылка!
Тонявый черноволосый ярыга встал на одно колено, вытащил желтый лист из-за пазухи кафтана, пригнув близко остроносую голову с короткими усами, топыря румяные губы, читал тихо и почти по складам:
– «Все крестьяне и горожане самарьские, ждите меня, Степана Тимофеевича. Жив буду, то сниму с вас воеводскую, боярскую неволю… Горожанам, посацким людям я торг и рукодель беспошлинно, хрестьянам землю собинную дам, а кто чем владеет – владай. Подьячих же и судей, бояр и воевод пожгу, побью без кончания. Атаман Разин Степан».
– Да вишь, парень, ладно, только о холопях, о нас, и слова нету?
– Ой, головы! Побьют бояр – кто нами навалится владать?
– Оно так, а надо бы в листе…
– Берегись, Хведор, стрельцов.
– Тут один тасканой кафтан лазал к воеводе и нынь все доглядывает…
– Знаю, кого берегчись! Вот листы верным людям суну и сей вечер утеку…
– На торгу кинь иные, не бойсь, подберут!
– Вы, парни, тоже, невмоготу кому – бежите к Разину.
– Поглядим…
– Меня одно держит. Настю ба глянуть, полслова сказать.
– Того бойся – ай не ведаешь? Покеда не станет к службе, в клеть запрут и стеречи кого приставят. Уловят с листами – целу не быть!
– Вернешь ужо козаком – выручишь!
В приказной избе с лучиной, воткнутой на шестке печи в светец, и при свете на столе воевода сидел на своем месте на бумажниках в малиновом бархатном опашне внакидку поверх голубой рубахи. В конце стола прикорнул дьяк, склонив длинноволосую голову, повязанную по лбу узким ремнем. Дьяк, светя в бумагу зажженной лучиной, читал.
– Дьяк, кого сыскали мы?
– Жонку, воевода-боярин, Дуньку Михайлову.
– Эй, ярыги, поставить ко мне посацкую жонку Дуньку.
В задней избе в перерубе заскрипело дерево. Ярыга приказной избы впихнул к воеводе растрепанную миловидную женщину лет тридцати. Кумачовый плат висел у женщины на плечах, миткалевая, горошком, светлая рубаха топырилась на груди и вздрагивала. Женщина сдержанно всхлипывала.
– Пошта хнычешь?
– Да как же, отец боярин…
– … и воевода!
– …боярин и воевода, безвинно взяли с дому… Кум у меня сидел, в гости заехал…
– Сидел и лежал. А заехал он не теми воротами…
– И ничевошеньки такого не было. Все сыщики твои налгали.
– Сыскные – государевы истцы!
– Сыскные… воевода-боярин! Пошто нынь меня тыранят безвинную, лают похабно и лик не дают сполоснуть?.. Напиться водушки нет… Клопов – необоримая сила: ни спать, ни голову склонить.
– Дьяк, поди с ярыгой в сени – надобе жонку поучить жить праведно…
Дьяк и ярыжка ушли.