Разлом

Наверх вел крутой и скользкий стальной трап с перекладинами-рейками без всяких поручней. По левую руку от мостка – овальная дверь, из ее покрытой заклепками поверхности торчит круглый штурвал. Как бишь называется такой замок? Иван когда-то помнил нужное слово, но теперь оно напрочь вылетело из головы. Два полных оборота – и вот он уже внутри тесного помещения, сплошь заставленного хитроумным оборудованием непонятного назначения. К управлению самой платформой оно, похоже, отношения не имеет, скорее всего это пусковые системы. Выбравшись наружу, Ударник прогрохотал по огороженному леерами длинному мостку, покуда не наткнулся на еще одну дверь, ведущую в самое чрево исполинской машины. За ней короткий, крашенный красной краской трап, на сей раз ведущий вниз, – и вот оно, машинное отделение. Обитые деревянными рейками стены, тянущиеся вдоль них трубы, а вокруг – изобилие ручек, рычагов, циферблатов и манометров, аж глаза разбегаются. Иван никогда раньше не имел дела с паровыми машинами, а тут их вроде бы имелось сразу несколько. Самое интересное заключалось в том, что все это хозяйство сейчас жило собственной жизнью – стрелки на циферблатах дрожали и подергивались, в недрах машинного отсека что-то монотонно гудело, лязгали клапаны, и тяжело вздыхала дремлющая пневматика. Ударник вдруг вспомнил, как однажды разговорился с местным железнодорожником, и тот поведал ему страшную тайну: паровозы никогда не тушат. Чтобы растопить угольную топку и нагреть нужный объем пара да добиться рабочего давления в магистралях, нужно как минимум шесть-семь часов и очень много дорогого угля. Потому паровую машину глушат лишь когда паровоз закатывают в депо на капитальный ремонт топки или на промывку котлов, в остальное время он работает в щадящем режиме, даже если подолгу стоит в ожидании груза на вокзале. Такой вот вечный двигатель на угольном ходу. А тут вон какая махина! Чтобы запустить этакого монстра, шести часов будет мало, его неделю греть придется. И воду носить еще неделю целым батальоном, причем круглосуточно. Значит, двигатели самоходной платформы все еще работают, нужно только понять, как их разбудить и заставить стронуть этого чудовищного левиафана с места.

Ударник с тоской оглядел десятки торчащих у него над головой рычагов и ручек, и тут его пробрала задорная и веселая злость. Ему осточертели сурганцы, возомнившие себя властелинами мира и потому диктующие всем вокруг свою волю. Солдаты, топчущие чужую землю и считающие, что несут покоренным народам благо прогресса и цивилизации. Лагерные охранники, безнаказанно измывающиеся над людьми, запертыми, как животные, в клетке. Местные правители, решившие избавиться от землян, что десятилетиями контролировали потоки контрабанды между мирами и поддерживали тем самым хрупкий баланс между готовыми перегрызть друг другу глотки политическими элитами. Егеря, разгромившие заставы глубокой ночью, словно мародеры-грабители. Ударнику очень захотелось сбить с них спесь и показать, что к жителям родного для него мира, а тем более – к бойцам Корпуса пограничной стражи Центрума, следует все-таки относиться с должным уважением.