Разлом/освобождение (СИ)

  Монстр взревел, а после одним ударом опрокинул старый, тяжёлый книжный шкаф. Направляясь к холодильнику, бросил:

  - Делай своё дело... у тебя время пока... - и только теперь, оглянувшись, толстяк увидел телевизор и уже повеселевшим голосом сказал. - О! Пока что у тебя есть время!

  Взяв несколько бутылок пива, толстяк жвалами оторвал одно горлышко и выплюнул его в сторону Виктора.

  - Вот же падаль... чуть матч из-за тебя, тварь, не пропустил!

  Непроницаемо чёрные глазки толстяка мельком глянули на Виктора. Но сколько в них было неприкрытой злобы!

  Толстяк развалился на диване, закинул огромные лапы с копытами на столик. Одним махом осушил первую бутылку пива, а после, не глядя, швырнул её в стену. Звон стекла, и переливистые брызги разлетелись во все стороны.

  - Ты особо не спеши... но и время не тяни! - сказал толстяк, открывая очередную бутылку пива жвалами.

  - Не тебе меня учить, - равнодушно ответил уродец.

  - Что? - взревел монстр.

  - Не отвлекайся, ты и так почти весь матч пропустил.

  - Это да... это да... и всё из-за одной мрази!

  Виктор только-только начал приходить в себя. Он посмотрел на стоявшего перед ним высокого уродца. Привстал на локтях и быстро затараторил:

  - Что вы себе позволяете! Вламываетесь в дом, устраиваете погром! Избиваете меня! И ведь ничего не предъявляете!

  - Слышь, ты там, - раздалось с другой стороны дивана, - захлопни пасть, пока я тебе её не оторвал!

  - Он нужен нам живым, - не теряя хладнокровия, заговорил уродец.

  - Вот что ты заладил, а? Нужен живой, - передразнивал толстяк, - нужен живой! Тьфу! Ну, если тебе так надо, чтобы он был живым, то давай я ему ноги обрублю, нос откушу, рожу изуродую!

  На последних словах толстяка впервые дрогнула маска спокойствия и безразличия тощего уродца.

  - Сам справлюсь. Не отвлекайся.

  - Ага, - промычал толстяк, разом опрокидывая в свою пасть содержимое тарелки с закуской.

  Тощий перехватил по удобнее монтировку. Наклонился к Виктору и вкрадчиво поинтересовался:

  - Подпишешь бумаги сам, по-хорошему... - немного опустив голову, уродец, глянув исподлобья, дико усмехнулся и хищно облизнулся. - Или тебе нравится страдать и прельщает судьба стать прокормом для других?

  Глава 10

  Он блуждал по незнакомым улицам города. Ходил без какой-либо цели, - пытался скоротать время так, как мог. Почти не питался и редко мог напиться вдоволь простой водой. Денег было совсем уж немного, только то, что не умыкнули ввалившиеся в дом полицейские, - старый и почти забытый тайник во внутреннем кармане зимний куртки.

  Перебивался, как и чем мог. Не роптал и не искал помощи. Понимал, что никому и даром не нужен. Ясно осознавал, что нет в целом свете человека, который захочет ему помочь со случившимся кошмаром. Виктор мог точно сказать, что никто не станет конфликтовать с "блюстителями порядка" ради него или справедливости.

  Справедливость. За время блужданий по улицам и грязным скверам, прогуливаясь по окраинам города, Виктор не раз размышлял и здраво оценивал всё, что случилось. Он и прежде не особо-то верил в то, что его права хоть чего-то стоят, но теперь... теперь слово справедливость вызывало у него насмешливую улыбку.

  Ночевал на улице, где его заставала ночь. Забивался в тёмные углы подвалов, таился в коробках под трубами с горячей водой, или, как в ночь с четверга на пятницу, вовсе не спал. За считанные эти дни и ночи мужчина перестал напоминать собой офисного клерка. Теперь он был не серой массой, одним из множества, - теперь он выглядел как простой бродяга-оборванец. Столь скверному образу помогали ожоги и травмы, содранные ногти и вырванные клоки волос. Грязный уродец, вот кем стал Виктор за эти три ужасно длинных и тягостных дня.

  Хищные монстры, от которых ещё в начале недели он всеми силами бежал, которых до дрожи боялся, перестали видеться страшными. Они как раз-то и были просты и предсказуемы. А вот люди... такие, как тот тощий и изуродованный полицейский... они вызывали в сердце мужчины самый живейший страх. Даже тот свирепый толстяк со жвалами вместо рта был предсказуем, - жесток и нетерпелив, пытался получить желаемое грубой силой или убить, - но люди теперь стали для Виктора по-настоящему страшными. В каждом встречном человеке он начал замечать сокрытую жестокость, которая была неторопливой, но точной и размеренной, - словно машина, не совершающая лишних движений.

  В пятницу, днём, Виктор ушёл в казалось бы всеми позабытую часть города. На этот раз, в противовес первому знакомству, зазеленевшие и одичавшие улицы его не пугали. Редкие стайки собак, пробегавшие мимо, не беспокоили. И пролетавшие над головой птицы, кричавшие и громко хлопавшие крыльями, даже создавали необъяснимое ощущение спокойствия. Словно возвратился домой, где всё давно знакомо, и где никто ему не сделает больно.