Разлом. Том 2 (СИ)

Мрачная посредственность у входных врат сменилась живописными видами, насыщенными и сочными цветами. Бескрайние луга, серебряные журчащие ручьи и низкая поросль деревьев. Медовые, полевые травы у кромки дороги, трель птиц, цокот копыт и возмущённое повизгивание свиней — идеальная деревенская композиция, услаждающая слух. Ложкой дёгтя, конечно, стало мое тесное соседство с хряками беспрерывно жевавшими и опорожнявшимися. К концу поездки я так сильно пропах навозом, что ни у кого и никогда не возникло бы и малейшего сомнения в том, что я не кузен-свинопас, за которого меня и планировалось выдать на ярмарке. Финн полпути наставлял мне как я должен себя вести на ярмарке, помалкивая и делая недалёкий вид, а остальные полпути, понуро опустив голову, упрямо молчал.

На его заморочки обращать внимание я не стал, хотя бы из благодарности его матушке и сёстрам, не струсившим и спасшим незнакомца, закованного в наручники. Эти леди определённо обладали стальными стержнями и добрыми сердцами, полными сострадания. К тому же, я не стремлюсь и не обязан всем нравиться.

Наша повозка, поскрипывая на ухабах и камнях, наконец въехала в деревню. Несколько мощёных улочек, небольшая площадь у ратуши и пять кварталов добротных домиков, сложённых из бурого камня. Вопреки моим ожиданиям, мы не остановились на площади, а проехали сквозь все селение и вынырнули сзади. На выкошенном лугу стояли наскоро сколоченные прилавки, нагружённые круглыми головками сыра и масла, кринками молока и сливок. Рядом прилавки с вяленым, вареным, солёным, копчёным и жареным мясом всех видов, форм и размеров. Изобилие разноцветных овощей, аппетитно поблескивающих натертыми бочками. Орехи, сладости, выпечка, мёд! Чего там только не было!

Я только и успевал голодно вертеть головой и глотать слюну, не вкушавши в последнее время ничего кроме каши. А чем меня кормила Марфа, пока я бессознательно бредил известно только ей и богам. Не думаю, что мясом.

Мой вожделенный взгляд, что фокусировался на аппетитных округлостях сырных головок и мясистых свиных ножках, юными девами был воспринят неоднозначно. Вынырнув из своих гастрономических мечтаний, я вдруг заметил, что прелестные незнакомки кокетливо улыбаются мне и розовеют щеками. Блеск их преданных глаз вряд ли предназначался хрякам, бесцеремонно бодавшим меня в ногу.

— Господин! Такой хамон, как у меня, вы нигде не попробуете, — заявила девушка, о которых говорят: кровь с молоком. Скрытый смысл ее слов не желал задерживаться в моей голове и пролетел мимо, а взгляд, поверхностно скользнув по молодому лицу, прикипел к бронзовому окорку, висящему на перекладине. Я с сожалением похлопал себя по карманам и развёл руками, мол за деликатес нечем заплатить, прошу простить. Но девушка не сдавалась и, перекинувшись через прилавок, лаково и сладко пропела вслед удаляющейся повозке:

— Я угощаю, господин!

— Анита! Я слышал твой жених вернулся, когда свадьба? — отбил нападение цепкой девушки Финн, полубоком развернувшись в ее сторону.

Она отпряла от прилавка, поправляя внушительный вырез платья, нахмурила светлые брови и обижено сморщила аккуратненький подбородочек.

— Я просто предложила попробовать хамон перед покупкой. Так все делают, Финн, — парировала она и, немедленно воспрянув, предположила: — Этот господин ваш родственник? Он что же, немой?

— Он дальний кузен моего покойного батюшки, да будет полон его стол хлеба и вина. А голос сорвал, пока загонял свиней. Поспеши, пока лучших не разобрали, Ани.

Девушка выкрикнула что-то еще, но повозка отъехала на приличное расстояние, вынужденно прерывая диалог. Звучание женского голоса слабыми волнами доходило до нас и терялось в гамме звуков ярмарки. С каждого прилавка летели приветствия и приглашение отведать яства или напиток, взглянуть на ткани или шкуры. В самом конце поляны устраивались такие же торговцы скотом и наши хряки весело завизжали, услыхав неподалёку своих сородичей.

Выбрав для повозки подходящее место, Финн спрыгнул с облучка и одобрительно похлопал коня по крупу. Приветственно улыбался фермерам, расположившимся неподалёку, и, когда я спрыгнул с повозки, не меняясь в лице шепнул:

— И помни, что для тебя лучше ни с кем не разговаривать. Здесь все друг друга знают и новое лицо привлекает слишком много внимания.

Это я и без него заметил. На нас поглядывали торговцы и покупатели, заплутавшие в рядах прилавков и оказавшиеся в нашем крыле, совершенно им не подходящем. С кавалерами, по всему, в этом захолустье было весьма туго. Ибо я, после сражений, осады, плена и почти смерти — все же казался привлекательным вариантном, несмотря на небритую морду и стойкий аромат навоза. Думается, будь я действительно нем, и это бы не оттолкнуло девушек, желающих влюбить в себя кого-то, чьё выражение лица так ново и незнакомо.