Разложение, или Катабасис в пещеру Платона

Стоило только зайти вовнутрь, антураж морга сразу въедался в голову. Мраморно-белые стены, леденящий душу морозец и атмосфера полного омертвения всего сущего царила в этом месте. Резкий запах разлагающегося мяса больно ударял в нос. Казалось, все здесь было мертвым: стены, мебель, воздух, свет и даже встреченные им люди.

– Да, добрый день.

К Давиду обратился Кравиц – седеющий тощий мужчина в коричневом пиджаке. Несмотря на многочисленные морщины и теряющие цвет волосы, он не казался слишком старым.

– Меня зовут Артур Кравиц, я занимаюсь делом вашей жены. Присаживайтесь.

Давид молча сидел в ожидании разговора, но следователь продолжал листать свои бумаги, никак на него не реагируя. Трупный запах становился все сильнее. Чем дольше Давид здесь находился, тем четче его нос схватывал этот мерзкий аромат. У него заслезились глаза.

– Как вы тут работаете? – наконец нарушил он тишину. – Этот запах просто невыносим.

– Какой запах? – Он смотрел на него с недоумением.

– Мертвый.

Кравиц пожал плечами.

– Я ничего не чувствую.

Они молча смотрели друг на друга, пытаясь найти взаимопонимание во взглядах. Когда стало ясно, что это ни к чему не приведет, Давид вновь прервал тишину.

– Я могу забрать тело своей жены?

– Да, конечно. Только перед этим мне нужно задать вам несколько вопросов.

Давид не был к этому готов. Он хотел подписать нужные бумаги, договориться с ритуальным агентством и заниматься похоронами. Никому не нужные вопросы, как он считал, только усугубят его и без того тяжелое состояние. Давид хотел заткнуть его, послать куда подальше и высказать все, что он об этом думает.

– Хорошо, задавайте.

Холод пробирал его. Конечно, они находились не в самом отделении с трупами, но он ощущал близость этой комнаты. Давид чувствовал смерть всем нутром, буквально вливаясь в процесс омертвения. И это холодное безжизненное помещение лишь усиливало мощность этого чувства. Масла в огонь подливало ощущение мерзости, спровоцированное неизвестно чем. Неприязнь, усиливающаяся с каждой секундой. Будучи до боли брезгливым, Давид начинал злиться и изо всех сил сдерживал свой гнев. Он понимал, что любое неприятное внешнее воздействие способно его взорвать.

– Когда Агата утонула, вы были вместе, верно? – сходу, как на допросе, спросил Кравиц.

– Да, это так. Мы отдыхали на озере, – голос Давида был спокойным, но от недосыпания он иногда прожевывал слова. – Я уснул на берегу, а когда проснулся, она уже… была под водой.

– И вы вытащили ее на берег?

– Да, вытащил. Но уже было слишком поздно.

Ранее Давид думал, что ему будет сложно об этом говорить. Он ошибался.

– Хорошо. Тогда такой нетипичный вопрос… В каких отношениях вы состояли с женой? – Кравиц смотрел на него то ли с презрением, то ли с подозрением.

– В каких отношениях? – Смутившись, повторил Давид. – В хороших, как всякий муж со своей женой.

– Ну мужья все-таки бывают разные, – он продолжал сверлить Давида взглядом.

– Да, но… Подождите, вы что, подозреваете меня?

– Нет, только хочу избежать потребности в таком подозрении. – Он говорил холодно, не выражая никаких эмоций.

Внезапно появившееся чувство несправедливости привело Давида в состояние ярости.

– Потребности и так нет. Мы были в хороших отношениях, любили друг друга. Мне незачем убивать ее.

Кравиц какое-то время молчал, затем достал из стола фотографии и показал Давиду. На них была изображена шея Агаты, покрытая кровавыми полосами. Тогда, на озере, он не обратил на это внимания.

– Экспертиза обнаружила следы удушения на ее шее, полученные, очевидно, насильственным путем. Но это полностью противоречит вашим словам. Ведь, если верить вам, вы были на озере вдвоем, и утонула она без чьей-либо помощи. Возможно, эти раны были получены ею заранее, и не они стали причиной ее смерти. Это маловероятно, но все же. Сейчас проводят еще одну экспертизу, которая определит, что же стало причиной асфиксии: удушение или утопление. Я хотел бы узнать, что вы можете об этом сказать.

Давид какое-то время молча разглядывал снимки.

– Я не знаю. Правда, я ничего не понимаю.

– Может быть, в этот день на нее кто-нибудь напал на улице? Или, как бы сказать, вы с ней занимались чем-то подобным в интимных играх?

– Нет, господи. Что вы… – Давид сам не понимал, наигранным или искренним было его ханжество. – Боже, нет.

Следователь молча его разглядывал, пытаясь выяснить что-то по лицу, но, видимо, ничего не добившись, вновь обратился к нему.

– Хорошо. Взгляните сюда. Как вы думаете, что это? – он показал на другие снимки.

На них были ноги Агаты, полностью обвитые ярко-красными, напоминающими татуировки, полосами.

– Ума не приложу.

– Это следы насильственного давления. Вернее, последствия от насильственного давления каких-то предметов. Такие остаются на запястьях после наручников, или на шее у висельников. Но откуда они у Агаты? Вы же понимаете, что она не могла запутаться ногами в водорослях. – Он какое-то время молча смотрел на Давида. – Помимо этого, у вашей жены был выбит зуб. Может быть, вы знаете, как это произошло?

Давид тяжело вздохнул.