Разложение, или Катабасис в пещеру Платона

– Можно я еще сигарету возьму? – Мальчишка-кассир отвлек его наблюдения. – Одной тут не накуришься.

Давид снова достал пачку из кармана, протянул ее парню и, когда тот взял сигарету, убрал ее обратно. Он поспешил снова взглянуть на странную фигуру в мантии, но, подняв взгляд, больше не обнаружил ее на том же месте. Он сканировал взглядом весь вокзал, пытаясь отыскать потерянного «некроманта», но его нигде не было видно. Куда бы он не взглянул, повсюду была масса людей, но никто из них не превосходил по странности этого человека, которого ему так и не удалось найти.

Поезд остановился.

– Мне пора. – бросил Давид и быстрым шагом бросился к вагонам.

– Пока! – крикнул ему вдогонку мальчишка-кассир.

В толпе выходивших из вагона людей Давид сразу увидел маму. Она заметно постарела за все эти годы. Ее лицо покрылось морщинами, а волосы сединой. В темно-голубых глазах прослеживалась неподдельная грусть, а в старых руках годы непосильного труда.

– Привет, Давид.

Он крепко обнял маму, а она поцеловала его в щеку.

– Здравствуй.

Они никогда не отличались общительностью друг с другом, и, учитывая случившееся, эта встреча должна была стать исключением. Но не стала. Давид взял чемодан мамы и направился вместе с ней к выходу с вокзала. Они с трудом прорвались через толпу других приезжих. На выходе их пытались остановить навязчивые таксисты, сующие в нос свои услуги, не утруждая себя даже фальшивой улыбкой. Один из них – толстый подозрительный мужчина с многодневной щетиной – выпрыгнул перед матерью Давида и чуть не сбил ее с ног. Она взяла сына за руку, а Давид ускорил шаг.

На парковке, по пути к машине, их внимание привлекли протестующие демонстранты. Многие из них с криками разбегались кто куда, а самые невезучие направлялись к полицейским фургонам в наручниках с правоохранителями под рукой. Они возмущенно кричали и пытались вырваться, но полицейские спокойно затыкали их, предвкушая скорое возмездие.

– За что это их? – удивленно спросила Давида мама, садясь вместе с ним в машину.

– Протестуют против властей.

Давид завел машину и медленно выезжал с парковки.

– Это те же недовольные, про которых ты говорил?

– О чем ты? – он непонимающе посмотрел на маму.

– Когда приезжал в последний раз, ты говорил о протестующих…

– Ничего не помню, – перебил ее Давид и, выехав на дорогу, резко увеличил скорость.

Мама не решилась продолжить разговор. Следующий раз, когда они обменялись словами, случился уже на выезде из города.

– Как ты, сынок?

Давид вздрогнул от неожиданности.

– Так себе.

– Я понимаю. – Она не умела утешать, отчего ее слова звучали до боли натужно. – Но ты должен держаться.

Давид ничего не ответил. Они оставили город позади, выехав на пустое шоссе, окруженное лесом и полями.

– Ты же отпросился с работы?

– Я не работаю. – Давид отвечал скупо, будто бы разговор с матерью был ему в тягость.

– Вообще?

Он кивнул. Мама посмотрела на него с удивлением.

– Почему?

– Меня уволили, около месяца назад. Разве ты не в курсе?

– Нет, ты ничего не говорил. – Она задумалась. – А из-за чего?

– Ничего серьезного. – Давид не хотел делиться с ней. – Не сошлись во взглядах с начальством.

Мама смотрела на него без остановки.

– Это случайно не из-за этих… – она, сжав кулак, поднимала руку вверх на манер протестующих.

– Нет, я же сказал… – Давид, снова перебив ее, говорил со сдержанной в шепоте злостью. – Ничего серьезного. Не переживай, я уже в поисках нового места. Вернее, был в поисках…

Он не стал заканчивать. А мама не стала допрашивать. Не доехав до дома несколько километров, Давид внезапно свернул на одном из поворотов. Шоссе сменила узенькая дорога, ведущая к большим черным воротам.

– Заедем по-быстрому на кладбище, нужно обо всем договориться.

Мама понимающе кивнула. Давид припарковал машину у ворот, пообещал ей скоро вернуться и пошел в сторону кладбища.

Сотни одинаковых надгробных плит стояли ровными рядами, словно солдаты на построении. Они не посмели бы упасть, даже если бы захотели, поэтому принужденно держали строй в течение долгих лет, отличаясь высокой дисциплиной. Каждая из них являла собой произведение искусства, созданное творцом, вложившим душу в свое детище. По-хорошему они могли бы конкурировать с культовыми романами классиков или сонатами великих композиторов. Но вместо этого высокие статные камни были вынуждены украшать собой холм, являясь всего лишь дополнением к закопанным здесь же мертвецам. Горячее полуденное солнце, освещавшее холм, помогло Давиду найти домик ритуального агента, на выходе у кладбищенских ворот. Идя вдоль могил, он вновь почувствовал запах разлагающихся трупов, который снова изо всех сил въелся в его нос. Он легко объяснил себе, что на кладбище это вполне естественный запах. Подходя к деревянной хижинке смотрителя кладбища, которая по совместительству была ритуальным магазином, Давид думал о словах местного сторожа. Когда он спросил у него, где он может найти ритуального агента, сторож, отвечая, ехидно улыбнулся и двусмысленно пожелал ему на прощание удачи.