Разложение, или Катабасис в пещеру Платона

Вагоны громко и медленно катились по рельсам. Выглядывающие из их окон лица смотрели на перрон скорбным взглядом, словно проезжали кладбище. То ли август слишком быстро решил покончить с летом, не дав людям полноценно попрощаться с теплом, то ли этот город казался чертовой клоакой не только Давиду. Так или иначе, он стоял около только что покинутого магазина и неспешно курил сигарету, растягивая ее до окончательной остановки поезда. Перрон был полон людей. Матери кричали на дерущихся друг с другом детей. Служители закона пытались пробудить одурманенных алкоголем бездомных, давно потерявших всякую тягу к жизни. Где-то недалеко от выхода собрались демонстранты с плакатами, выкрикивающие очередные протесты против власти. Кто-то нервничал, опаздывая на поезд, кто-то преграждал людям путь, предлагая услуги такси. Сотни людей сливались в бесформенную шумную массу, над которой курились грязные клубы дыма с одиноко летающими в них воронами.

Из магазина вышел мальчишка-кассир. Он остановился в метре от Давида, не заметив его. Усталость на его лице сменилась грустью. Только что он выслушал тонну оскорблений, причитаний и угроз от высокомерного начальника. Будучи уверенным в своей правоте, он извинялся перед ним, изображая искреннюю покорность, и одновременно представлял, как до смерти его избивает.

– Черт! – Парень обыскал все карманы в поисках сигарет, но так их и не нашел.

– Возьми. – Давид протянул ему свою пачку.

Он понимал, что создал парню массу проблем. Осознавал, что поступил неправильно. Но, в то же время, знал, что иначе и быть не могло. Парень, удивившись его поступку, недолго сомневался, но взял сигарету. Давид протянул ему зажигалку и прикурил.

– Из-за вас мне придется еще раз менять работу!

Давид улыбнулся.

– Еще раз?

– Да, это уже третье место за лето. С первого выгнали за то, что нахамил клиенту, со второго за то, что разбил им стекла.

– А зачем ты разбил им стекла?

– Да потому что начальник был конченым уродом. Командовал сверх меры, за языком не следил. В общем, взбесил он меня, вот я не выдержал, бомбанул и отомстил. А в первый раз я в магазине техники работал, мужик пришел покупать себе комп, и так дико тупил, что я не сдержался и высказал ему все, что о нем думаю.

Давид выкинул бычок в урну.

– А ты не пытался сдерживать эмоции или типа того?

– Пытался, но из этого ничего не вышло. Когда я долго сдерживал свою злобу, в итоге она выплеснулась в самый неудобный момент, из-за чего меня выгнали из колледжа.

Он удивленно смотрел на смеющегося Давида.

– Слушай, ну если ты будешь всегда выражать свою злость, тебя отовсюду будут выгонять. Наше общество не принимает обнаженные эмоции.

– Да что за бред? Все оно прекрасно принимает, только делает вид, что нет. Даже на вас посмотреть: неужели вы из чувства справедливости наклеветали на меня этому ублюдку?

– У меня просто сейчас не самый легкий период.

– Как и у всех! Вот посмотрите на этих парней, – он указал рукой на полицейских, пробуждающих бездомных ото сна. – Они кажутся всегда такими спокойными и уравновешенными. А когда я выхожу покурить на перерыве, они стоят со мной и рассказывают, как выплескивают свою ненависть на этих самых бомжей, когда приводят их в тюремные камеры. Они называют это тренировкой. Сколько я от них наслушался жалоб о несправедливости. Мол, когда в детстве хочешь стать полицейским, мнишь себя супергероем, который борется с преступностью, а на деле становишься всего лишь ассенизатором. На кого ни посмотри, все говорят, что эмоции нужно сдерживать, что не нужно горячиться и прочую чепуху, хотя они сами ведут себя точно так же. Все, чего я хочу – найти людей без этого убогого лицемерия, и тогда все будет супер.

Давид проводил взглядом полицейских, ушедших с вокзала вместе с бездомными.

– Сейчас они вернутся и надерут задницу этим оппозиционерам. – Кассир указал на демонстрантов, сгруппировавшихся около выхода с вокзала, чтобы, в случае чего, успеть убежать от полиции. – Как минимум, раз в неделю наблюдаю за этим цирком. Сначала одни выражают свое недовольство в криках и лозунгах, потом другие выражают свою злобу в избиении первых. Веселое зрелище.

Кассир сделал глубокую затяжку и на время задержал дым в легких. Он молча наблюдал за демонстрантами, в предвкушении их стычки с полицейскими. Людей на перроне становилось все больше. Среди толпы, собравшейся у подъезжающего поезда, Давид заметил странную фигуру. За огромным мужчиной возле рельсов стоял человек, спрятанный под широкой черной мантией. Его руки целиком исчезали в свободных рукавах. Мантия опускалась до самой земли, скрывая и ноги. На голову был надет глубокий капюшон, из-за которого не удавалось разглядеть лицо. Эта фигура отличалась своим видом от всех остальных людей, но ее как будто никто не замечал. Люди никак не реагировали на то, что среди них был некто, похожий на средневекового некроманта. Человек в мантии повернул голову в сторону Давида и как будто на него уставился. Проверить это, конечно же, он никак не мог, ведь лицо человека было скрыто под капюшоном.