Разлучница. В плену прошлого

Улыбаюсь, но ощущение, будто ножом по сердцу полоснули. А я? Что до меня?

— Поехали? Пока я не взяла с собой.

По дороге пытаюсь нарисовать кулон со слов поисковика, но «круглый с крышкой» — так себе описание. Еще и что-то противно скребется в голове, будто какая-то мысль пытается прогрызть себе путь, аж голова начинает болеть.

Когда заходим, мужчина подскакивает со стула из-за стойки, усмотрев богатых клиентов, громко здоровается, а мы с каменными лицами начинаем разглядывать украшения и часы под стеклом. Господи, каких там только нет… и бижутерия, причем, весьма посредственного качества, и ювелирные, явно не дешевые экспонаты. Но лишь одно притягивает мой взгляд. Душа покрывается коркой льда, а сердце рвется пополам, как тончайший лист бумаги.

— Это, — говорю глухо, с небольшой хрипотцой, тыкая пальцем в стекло.

— О, прекрасный выбор! — потирает ручки продавец. — Антиквариат! Только посмотрите на этот орнамент! Потрясающая филигранная и очень качественная работа!

Он деловито достает кулон и перекладывает его на бархатный коврик.

— Откуда он у Вас? — спрашиваю жестко.

— Что? — бормочет продавец и тянется рукой к цепочке, чтобы убрать украшение, но Смолин хватает его за запястье и прибивает к стеклу.

— Отвечай, — приказывает грубо.

— Ай, да что вы себе позволяете?! Отпустите! Немедленно, я сейчас вызову охрану!

— Отвечай, — шипит Смолин сквозь зубы.

— Это кулон моей бабушки, — нагло вру, глядя продавцу в глаза. — Тот самый, в котором ее похоронили. Поверьте, я узнаю семейную реликвию. Сравнить с фотографиями из семейного архива также не составит труда. Спрашиваю в последний раз и вызываю полицию. Откуда он у Вас?

— Ну, урод, — сквозь зубы цедит продавец. — Принес один! Кладоискатель, что б ему! Чернокопатель он, вот кто! К нему все претензии! Мне что принесли, то и продаю!

— Значит, так, — отпускает его руку Смолин. — Имя, адрес, телефон. Все, что знаешь. И кулон, само собой.

— Понятия не имею, где живет и остальное! Знаю только, что копает! А где — не мое дело вообще!

— А так? — Смолин достает бумажник и бросает рядом с кулоном несколько пятитысячных купюр. Просто бросает, не считая даже. Так… беспечно. И совершенно излишне: информация абсолютно бесполезная.

— Александр, живет через три дома отсюда, — тараторит продавец, забирая деньги. — Там, где клумбы с бегониями с торца, не пропустите. И там спросите копателя, уж точно подскажут.

Я аккуратно беру в руки кулон и выхожу на воздух, сжимая его в кулак и проваливаясь в воспоминания.

— Как тебя зовут? — спрашиваю тихо, когда девушка немного успокаивается.

— Люба, — отвечает через всхлип. — Любовь… — добавляет печально. — У нас на деревне моего возраста через одну либо Любовь, либо Надежда. А Вер нет. Все только любят или надеются.

— На деревне? — переспрашиваю.

Не очень-то она похожа на деревенскую. Черты лица может и простоваты, а вот ее мобильный на тумбочке, явно не свои ресницы и губы говорят об обратном.

— Масловка. Рассказать, почему Любы, да Нади?

— Расскажи.

— Через реку коттеджный поселок. Для богатеньких. Давно уж так соседствуем. Я на обоих берегах побывала. И знаешь, что?

— Что?

— В старом бабкином доме лучше. Всегда лучше там, где тебя искренне любят, а не только делают вид. Где не прикрываются деньгами и связями, где всего этого попросту нет. Я так хочу обратно, но он не отпустит меня… ни за что не отпустит!

— Эй, тихо, — оглядываюсь на дверь, а когда возвращаюсь взглядом к девушке, она пытается снять с безымянного пальца правой руки кольцо, но из-за отека не получается.

От бессилия она закрывает лицо, но одна рука останется сжатой в кулак. Та, в которой она держит кулон.

— Жестко ты его, — комментирует мое поведение Смолин. — Можно было просто выкупить.

— Не привыкла думать через призму денег, — отвечаю сухо.

— Претензия? — приподнимает брови.

— Факт. Не злись, — провожу ладонью по его руке, от плеча до кисти.