Размах крыльев. Шанс на любовь

С портрета во всю стену на меня смотрела я сама и, в то же время, не я. У девушки на изображении волосы были чернее воронова крыла, длинные, густые. Они струились по ее обнаженному телу, прикрывая все интимные места, но оставляя место для эротической фантазии. Такие же черные глаза смотрели пронзительно, в глуби них затаился ум и неприкрытая грусть. Она была гораздо красивее меня, и в то же время сходство было очень велико, у меня даже мурашки побежали по коже. Захотелось подойти поближе и прикоснуться к ней, словно чтобы убедиться, что она не живая. Но я не рискнула, да и рядом стоял тот, кто схоронил ее от всех посторонних глаз. Я была уверена, что до меня никто не пересекал порог алькова и не видел портрет.

— Кто она? — прошептала я, не в силах говорить громче, боясь разрушить волшебство момента и особой близости, что родилась между мною и девушкой на портрете.

— Моя Грид, — отозвался Люцифер, и я посмотрела на него.

Глаза его блуждали по портрету, а лицо… Ни разу я не видела падшего ангела настолько грустным и очеловеченным, если можно так выразиться.

— Что же с ней случилось?

Он перевел взгляд на меня, и искры в его глазах принялись гореть так ярко, что едва не ослепили меня. А потом он приблизил свое лицо к моему, и искры принялись проникать в мои глаза.

— Проще показать, чем рассказать, — раздался голос Люцифера, в то время, как реальность вокруг меня уже стремительно менялась…

Любовь Люцифера (миниатюра в романе).

— Я не выйду замуж за этого урода! — Грид топнула ногой, не переставая буравить взглядом красного от злости отца и бледную от испуга матушку. — Мне даже смотреть на него противно, а уж находиться рядом… В королевстве о нем слывет дурная молва…

— Хватит! — кулак отца с грохотом опустился на дубовый круглый стол, за котором проходил завтрак. — Не желаю больше ничего слышать. Свар богат, и вытащит нас из нищеты, как только вы обвенчаетесь. Мне не нужно твое согласие на брак. Свое ему я уже дал.

— Да как вы?.. — Грид задохнулась. Отец, тот что все детство внушал ей мысль, что она любима и желанна, сейчас в открытую признавался в предательстве. А мать… та никогда не имела в этом доме права слова. Всю жизнь она была лишь безголосой тенью мужа и самой любящей в мире матерью.

Злые слезы навернулись на глаза Грид. Она вскочила из-за стола и собралась броситься вон из гостиной, когда раздался звон колокольчика.

— Поди и открой дверь. Свар пригласил тебя на прогулку.

Грид медленно обернулась. Ее черные глаза полыхали злостью, а в душу заползал туман ненависти. Он же застилал все вокруг. Только не Свар! Этот садист и извращенец. Если даже до нее доходили слухи о том, как он обращается с женщинами, то отец с матерью уж точно были в курсе. И даже это не остановило их от позорного сватовства, от принесения собственного дитя в жертву материальному благополучию.

Как шла к двери, распахивала ее и впускала в дом гостя, Грид не запомнила. Все тот же туман ненависти скрыл от нее приветствие Свара и обмен любезностями с родителями. Опомнилась она только в двуколке, которой правил тот, кого она ненавидела всем сердцем, и которому желала немедленной смерти.

Свар направил лошадь к лесу.

— Неправда ли, погода сегодня чудесная? — повернулся он к ней и обнажил в улыбке крупные желтоватые зубы. Его глубоко посаженные глаза масляно блеснули на солнце.

Грид затошнило, и она едва сдержала рвотный позыв. Ответную улыбку не получилось бы выдавить ни при каких обстоятельствах. За поворотом их ждал лес, с убегающей вглубь него узкой дорожкой. По этому лесу Грид часто гуляла и знала его очень хорошо. Мысль зародилась в голове и даже не успела оформиться. Она повернулась к Свару и спросила:

— Можно? — кивнула на вожжи.

— Люблю женщин, умеющих управляться с лошадями, — коснулся ее слуха очередной комплимент, и вожжи перешли в руки Грид.

Натянув их лишь на секунду, она тут же пустила лошадь рысью, а вскоре они уже неслись галопом, стремительно приближаясь к повороту. Свар что-то орал рядом и пытался отобрать вожжи у Грид. Она же видела перед собой только желанную цель — поворот, такой крутой, вписаться в который двуколка не сможет ни при каком раскладе. Она встала с сидения как раз в тот момент, когда лошадь рванула в лес. Последнее, что слышала Грид — звук удара, хруст… а потом резкая боль пронзила ее тело. Но прежде чем потерять сознание, она разглядела поверженного врага с неестественно вывернутой головой и застывшей гримасой на лице.

Она попала в ад, и именно туда ей и дорога. Сидя на холодном камне и равнодушно скользя взглядом по заплаканным лицам девушек, Грид прислушивалась к пустоте внутри себя и не испытывала ничего, кроме равнодушия. Разве что, ужасно хотелось пить, а висящая в воздухе пыль и удушливая жара делали это желание нестерпимым. Но и это она заслужила. Она убийца и самоубийца. А еще она, скорее всего, свела родителе раньше времени в могилу. Ведь те не переживут горя, в этом Грид не сомневалась.