Неожиданно, снизу донесся пронзительный, бьющий по нервам, плач. Гнат не услышал в нем ни жалобных ноток, ни мольб о помощи. Плач и все. Холодный, привычный, рабочий какой-то, будто некто составляет звуковой портрет абсолютной безнадежности. И этот плач звал. Настолько силен оказался зов, что Гнат и не заметил, как перегнулся через край. Но когда осталось только переместить центр тяжести и отправиться в плещущиеся воды забытья, в руку глубоко врезался зазубренный кусок металла. Гнат очнулся и отпрянул. Ему стало не по себе, на лбу выступила испарина. Он даже оглянулся: не мелькает ли где серый выцветший плащ и не блеснет ли коса старого знакомого? Но вокруг были только шипастые кусты.
Гнат отступил на шаг и…оказался доме. Сквозь маленькое запотевшее окошко проникала серая предрассветная муть. Медведь тихонько похрапывал. Да и дом не молчал, полнился едва заметными звуками. Скрипело, шуршало, похрустывало беспрерывно и ото всюду. На миг показалось, что если научиться понимать этот странный язык звуков, то можно услышать немало интереснейших историй.
Как он очнулся рядом с печкой — не понятно. Наверное в сонном беспамятстве прошел, отразив в реальности бег от колодца. Впрочем, Что есть реальность? Ладонь саднило, на ней виднелся набухший порез и она вся была в пятнах крови. Видимо, тот, спасший его рассудок край, оказался достаточно острым во всех мирах, что умудрился прорезать кожу сквозь отделяющие слои пространство. Что ж, похоже, в те места больше не стоит соваться. Но душа не слушалась голоса разума, ее одолевало любопытство. Тайна не отпускала, пробирая до дрожи и мурашек. И Гнат, наскоро замотав руку снятой с веревки тряпице, снова лег.
Сон накрыл мгновенно, словно ждал человека. Гнат вдруг осознал себя шагающим по тропинке, что ведет к бочке. Вокруг пояса обмотана веревка, в руке поскрипывает фонарик, с живущим за стеклом мерцающим огоньком свечи, на ногах тяжелые ботинки с шипастой подошвой. Просторный комбинезон из мягкой ткани не стесняет движений. Откуда взялись все эти вещи было совершенно непонятно, но они были привычно. А то, что теперь есть веревка — порадовало. Совсем не улыбалось идти на зов и, в итоге, если вдруг не случится пореза от бочки, нырнуть в ледяной сумрак колодца, из которого вряд ли найдется путь назад. А так можно обвязаться и спокойно смотреть вниз. Хотя кто знает, насколько мгла жаждал заполучить человек. Может, край бочки как раз веревку и перережет…
Но колодец исчез. Видать, он и в самом деле существовал не всегда. Сама же бочка с вырезанным дном валялась на боку в кустах, словно давно и покорно ожидала сборщиков металлолома. Никаких следов вокруг, кроме собственных Гнат не обнаружил. Тайна, похоже, решила, что человек пока еще недостоин ее, и от этого, как ни странно, сразу полегчало. Правду сказать, облегчение несколько разбавилось разочарованием, но зато уже не тянуло в опасную пропасть взбесившееся любопытство.
И все же чуть позже, совершенно непонятно из-за чего, в душе колыхнулся страх. Нет, не страх даже, а самый настоящий ужас! Но не такой, что охватывает человека, спящего вне Контура, а разумный, бьющий влет…
Гнат очнулся от сна и дрожащей рукой оттер пот со лба. В окно уже заглянуло любопытное солнце, и все ночные страхи быстро испарялись вместе с остатками воспоминаний о сновидении. Топтыга заворочался и сонно взглянул на Гната.
— Ты уже проснулся? Доброе утро, дружище!
— Доброе.
— Ты чего бледный такой?
— Да сон немного жутковатый приснился. Неприятно как-то.
— Бывает. Ты водички попей — полегчает. Вон там в ведре стоит, под полкой.
Гнат послушно отправился в указанное место, взял ковшик и зачерпнул воды. Но едва губы уловили ледяную прохладу, парень опустил ковш и посмотрел на компаньона.
— Ты принес?
— С чего бы? — медведь пожал плечами. — Тут она была. Я думал, это ты утром сбегал…
— Да я не представляю даже, где эту самую воду набирать тут.
Топтыга резко сел на койке и с ужасом уставился на ведро.
— Дом обреченных… — сдавленно прошептал он.
— Что?
— Мы попали в Дом обреченных. И я пил!
Медведя трясло так, словно он выпил не воду, а отвар из бледных поганок. Гнат взял ковш и подошел было к напарнику, но тот резким ударом выбил емкость из рук парня. Вода выплеснулась на пол и моментально впиталась в доски.
— Нельзя пить здесь!! Я уже отведал воду, а значит, мне придется платить, если хочу уйти. Но если не смогу расплатиться… Буду всегда сюда возвращаться, даже если уйду очень далеко. Как ходить кругами… Вот они, круги эти, и отмечены там, на веревке. Кто-то до нас пытался отсюда сбежать и раз за разом возвращался. — медведь принялся считать лоскуты.
— Чем дому платить-то? Полы вымыть?
Топтыга фыркнул.
— Если бы! Воображением здесь расплачиваются.
— Так давай вместе расскажем и уйдем. К тому же, с нас никто ничего и не требует вовсе.
— Дом берет плату только с того, кто задолжал. У тебя не примет. И сам назначает цену видениям.
— Пусть так, но я же не пил и смогу тебя вывести отсюда.
Медведь отрицательно помотал головой.