Размышления

Вообще принцип Фуко выполняется здесь в полной мере: эффективнее всего та власть, которая лучше всего скрыта. Власть, замаскированная под заботу, – что может быть лучшим камуфляжем? Аподиктическая модальность повелений и распоряжений, исчерпав себя, вышла из моды, на смену всему этому пришел заботливый, но совершенно безапелляционный тон предписаний и рекомендаций врача. Добрый доктор Айболит выдает предписания, которым подчиняются суды, социальные службы, школьные учителя, спортивные распорядители, но главное – эти расписания уже сегодня до такой степени регулируют повседневную жизнь, что представителям прочих ветвей власти зачастую остается только завидовать. Врач может предписать ежедневные пробежки по утрам, строгую диету, запретить крепкий чай или столичный климат. Попробовал бы законодатель установить своим указом подобные ограничения свободы – он и дня не усидел бы в своем кресле… А добрый Айболит удостаивается исключительно благодарности, как материальной, так и, конечно же, моральной, – за самоотверженную заботу, исключительное человеколюбие. Механизм наказания за нарушение запретов и предписаний является внутренним, встроенным и в силу этого на редкость эффективным. Не следует думать, что речь непременно идет об ухудшении физического самочувствия, – угрызения совести и самые что ни на есть реальные страхи подкрепляют действенность медицинской власти, ежедневно демонстрируя могущество жрецов Эскулапа.

Самодурство Калигулы вошло в исторические анналы – власть его была, конечно, сильна, но ни о какой внутренней благодарности подданных говорить не приходится; запреты пророка Мухаммеда действенны благодаря всей силе святости, приписываемой Корану. Но представим себе врача, регулярно предписывающего своим пациентам спать только на правом боку, затыкая при этом левое ухо ваткой… Пациент подчинится и даже не пикнет, ибо такова сила, которую Эскулап дает сегодня своим жрецам. Кто еще сегодня, кроме доброго доктора, может испытать сладость абсолютного произвола, абсолютного и в своей действенности, и в своей безнаказанности? Допустим, по каким-то причинам врачу взбредет в голову, что пациент (больной) должен стричь ногти не чаще чем раз в месяц и что в этот день непременно нужно выпивать литр молока. И что? Скорее всего, пациент с благодарностью подчинится, особенно если будет задействован собственно медицинский дискурс и произнесены соответствующие заклинания. А врач, убедившись, что его предписания неукоснительно исполняются, безусловно, испытает целую гамму чувств. Прежде всего он почувствует силу стоящей над ним силы, почувствует как могущественен его Бог, будь он Асклепием, Эскулапом или самим Люцифером…

Мы, конечно, не можем знать, как часто врачи прибегают к подобным завиткам своеволия, но нельзя не признать, что искушение тут велико весьма, так что было бы интересно распространить анонимную анкету среди жрецов Эскулапа с вопросом о «маленьких рецептурных прихотях». Я почти уверен, что мы получили бы книгу рекордов Эскулапа, не уступающую Книге рекордов Гиннесса, где предписание в три часа ночи съедать соленый огурец, стоя на одной ноге, было бы не самым экзотическим. Ибо сказано было еще Актоном, что власть развращает, а абсолютная власть развращает абсолютно.

Коридор в будущее: борьба за монополию

Никто до сих пор не обратил внимания, что производство и потребление товара «болезнь» все больше расходится с общей тенденцией постиндустриальной эпохи. Тенденция состоит в том, что подключение к потокам ценностей, к «желающему производству», как выражаются Делез и Гваттари, все чаще осуществляется через легкие, переносные индивидуальные терминалы. Взять хотя бы мобильники, нетбуки и ноутбуки, банковские карты – при наличии ресурса и активации кода доступа каждый может войти в Сеть и изъять свою долю денег, общения, информации, аудиовизуальных удовольствий. И лишь в отношении медицинских услуг дело обстоит совсем не так, тут мы до сих пор не видим каких-либо терминалов или их аналогов. Точнее говоря, то, что мы видим, производит настолько жалкое впечатление (какие-нибудь датчики инсулинового контроля), вызывает ощущение такой необъяснимой отсталости, что поневоле заставляет подозревать что-то неладное.