Размышления

А именно: добрый доктор Айболит почему-то категорически не желает уступать роль посредника-монополиста в вопросах здоровья. Мы только и слышим от него: «Ни в коем случае не занимайтесь самолечением», «своевременно обращайтесь к врачу», «лучше на ранней стадии, при первых признаках, еще лучше с опережением, в профилактических целях»… Врач, конечно, воспользуется современной медицинской техникой, он вас к ней охотно перенаправит, не забыв взять деньги за визит. Инстанция, к которой он чаще всего направляет, называется «полная диагностика» – и это едва ли не самая грабительская монополия в современном мире, место, где за бешеные деньги вам сделают то, что уже сегодня (если не вчера) мог бы сделать электронный доктор, размером не больше мобильного телефона. Кто может вразумительно ответить на вопрос, почему скорая помощь до сих пор ездит на колесах, вместо того чтобы передаваться на радиочастотах, мчаться по каналам беспроводной связи, быстро (и заблаговременно!) устанавливать типовые диагнозы? Что, кроме алчности жрецов Эскулапа, заставляет поддерживать существующее положение вещей в сфере медицины, когда в других сферах товарного производства оно давно уже переведено на новый уровень? Давно уж придуман «жидкий сантехник» (правда, халтурно), и что же мешает помыслить даже в направлении переносного доктора?

И, кстати, давно пора разобраться в призывах типа «лечить больного, а не болезнь», в том, что они означают сейчас, и почему представители дискурса так охотно услаждают ими слух непосвященных. «Нет ничего важнее личного контакта и доверительного отношения» – ах, как хотелось бы, чтобы эти слова шли прямо от сердца прекрасного врачебного сословия и служили дополнительным свидетельством доброты доброго доктора Айболита! Есть, однако, основания подозревать уже знакомую дымовую завесу: ведь очень важно отогнать саму мысль о появлении мобильного электронного доктора, который одновременно и невозможен, и бесчеловечен (кто бы говорил!), и не справится…

Как бы то ни было, назревает очевидное противоречие между мафией в белых халатах с одной стороны, и всеми остальными претендентами на обслуживание человеческого тела с другой. Этап совместной работы над телесностью близок к завершению, однако, что самое поразительное, окончательный победитель не определен. Да, мы ясно видим, что экспансия электроники в направлении замещения собственно первоначального тела пресекается и сдерживается медициной, имеющей здесь свои интересы. Эти монополистические интересы – перекрыть доступ к телу всем непосвященным, всем профанам – великолепно декорированы шлейфом иновидимости, то есть как раз заклинаниями о важности личного человеческого участия, о сложности, комплексности такой вещи, как «болезнь», о недопустимости бездушного, механистического подхода – и чем справедливее, чем проникновеннее эти слова сами по себе, тем отвратительнее они в том применении, которое нашел им медицинский дискурс.

Между тем смежные модули посторганического тела уже ждут своей очереди на установку. И не просто ждут, но и внедряются, пока, так сказать, ad marginem, «по краям». Легче всего их внедряет косметология, сумевшая ослабить гнет медицинского монополизма. Подтяжки, липосакции, силиконовые имплантаты и прочие нововведения, появляющиеся буквально каждый день[130], рыночная регулировка спроса и предложения и, как следствие, немыслимая для айболитовской медицины скорость инноваций – все это указывает на два важных и, несомненно, связанных друг с другом обстоятельства. Первое – моральная и юридическая дискриминация косметологии (в особенности косметической и пластической хирургии), касающаяся как производителей услуг, так и клиентов (особенно возмущает айболитов, что речь в кои-то веки идет о клиентах, а не о пациентах) новой практики тела. И второе – вражда к пришлым, к чужакам и потенциально опасным конкурентам, которые не требуют, чтобы к ним относились, как к жрецам, заставляет сплотиться медицинское сословие и выступить единым фронтом, используя все свое влияние для воздействия на моральное сознание общества.