Все время напрашиваются челночные сравнения с Римом. История римская, конечно же, поярче будет, легионы Цезаря или Августа, построенные в походном порядке, и сегодня заставляют вздрагивать сердца многих мальчишек – можно лишь догадываться о их воздействии на сердца мальчишек Рима, учившихся плавать у берегов Рубикона. История обязана им тем, что ей, истории, есть что рассказывать. Есть что рассказать и Стамбулу, и он на своем языке, вернее, языках – на турецком, корабельном, архитектурном, пластическом и пантомимическом языках – излагает версию имперской сборки каждому, кто не залил уши воском – в данном случае экстрактом контрактного государства, не пропускающим аккорды никакого иного
Вот мы сидим в кофейне, которая называется «Зеленый угол». Негромко работают два телевизора, один передает новости на турецком, другой – олимпийскую трансляцию из Лондона. Четверо мужчин за соседним столом спорят о политике: слышны имена Асад, Эрдоган, Барак Обама, Путин. Официант приносит заказ и тоже подключается к разговору. Из поездок по Швейцарии и Германии я вынес ощущение, что местная политика интересует людей значительно больше, чем «общенациональная»: для жителей Гамбурга, например, фигура их бургомистра куда важнее, чем фигура канцлера. В Стамбуле все наоборот – интерес к политике здесь, безусловно, является интересом к делам государства. Я взял с собой книгу Александра Терехова «Немцы» и отчасти нахожусь под впечатлением: быт московских префектов и их подручных описан точно, убедительно, со знанием дела. Проблемы аборигенов совершенно потусторонни для засевших в префектурах оккупационных властей, что, собственно, и подчеркивается в названии. Чиновники британской администрации относились к своим подопечным где-нибудь в Индии значительно лучше. Чиновники префектур и городских управ сформировали закрытую корпорацию чрезвычайно быстро. Цепкая историческая память подсказывает, что для России это обычная картина, и Терехов прав, тщательно описывая полную беспросветность происходящего с точки зрения стандартов правового государства. Инструмент российской государственности и не может быть внятно настроен на то, что знают только