Размышления и максимы

Итак, величие души — это живущее в человеке возвышенное влечение совершать великие деяния, природа которых может быть самой различной; иногда они направлены в сторону добра, иногда в сторону зла, в зависимости от страстей этого человека, его просвещенности, воспитания, положения в обществе и т. д. Подобное влечение, сравнимое со всем самым возвышенным на свете, порой толкает ценой любых усилий или ухищрений подчинить себе все земное, а порой, презрев земные ценности, подчиняет само себя, ничуть не унизившись таким подчинением: в этом случае исполненная сознания своего величия душа пребывает в покое, сокрытая от всех, довольствуясь собою и радуясь своему самообладанию. Как она прекрасна, когда малейшим ее движением руководит добродетель, но как опасна, когда отвергает это руководство! Представьте себе Катилину, чуждого предрассудкам своего сословия и[30] задумавшего изменить лик земли, предать забвению даже слово «римлянин»; вообразите этого гениального смельчака, который в вихре наслаждений вынашивает замысел, несущий угрозу всему миру, и сколачивает из развратников и воров отряды, способные нанести удар и войску, и государственной мудрости Рима. Сколько благих дел совершил бы такой человек, вступи он на путь добродетели, но несчастные обстоятельства толкают его к преступлению. Катилина с младых ногтей жаждал наслаждений; суровые законы не только не подавили этой жажды, но, напротив того, раздражили, усилили ее, а расточительство и распутство в конце концов привели к преступному замыслу; разоренный, обесславленный, зажатый в тиски, он оказался в положении, когда ему было легче погубить республику, нежели ею править. Так роковые встречи и обстоятельства нередко заставляют людей совершать злодейства, так от изначальной судьбы этих людей зависит их добродетель. Разве Цезарь не был награжден всеми дарами, кроме одного — права на трон? Он являл собой образец доброты, великодушия, благородства, отваги, милосердия; никто не мог бы столь же умело править миром и заботиться о его благоденствии, а когда бы происхождение и гений Цезаря соответствовали друг другу, жизнь его была бы безупречна, но он силой добился трона, и нашлись люди, которые сочли себя вправе причислить его к тиранам.

Таким образом, ясно, что иные пороки не исключают великих достоинств и, напротив, иные великие достоинства увлекают прочь от добродетели. Мне горестно признавать эту истину, но, как ни печально, доброта не всегда сопровождает силу, любовь к справедливости отнюдь не у всех людей и не на всех жизненных дорогах берет верх над другими склонностями; более того, не только великие люди склоняются иной раз к пороку, но и самые добродетельные, противореча самим себе, нетверды в стремлении к добру. И все-таки, кто чист душой, тот чист, кто тверд, тот тверд и т. д. Отступления от добродетели, слабости, ей сопутствующие, пороки, пятнающие самую прекрасную жизнь, — все эти недостатки, присущие человеческой натуре, столь очевидно сплетенной из мелочности и величия, ни в коей мере не уничтожают подлинных достоинств; те, кто полагают, будто человек либо всегда хорош, либо всегда плох, будто он или образец совершенства, или пример низости, просто не понимают людского естества. В человеке все перемешано и все ограничено: даже его порочность имеет свои пределы.

О МУЖЕСТВЕ

Истинное мужество наравне с немногими другими нашими свойствами предполагает особенное величие души. У него немало разновидностей. Я перечислю здесь мужество в борьбе с прихотями судьбы, иными словами, философический взгляд на жизнь; мужество в борьбе с невзгодами, иными словами, терпение; воинское мужество, то есть храбрость; мужество в замыслах, то есть предприимчивость; гордое и беззаветное мужество, то есть отвагу; мужество в борьбе с несправедливостью, иными словами, твердость; мужество в борьбе с пороками, иными словами, непреклонность; мужество, идущее от разума, от склада характера и т. д.

Человек, который владел бы всеми этими видами мужества, случай редкий. Октавиан[31] в борениях с судьбой, не раз приводившей его на край пропасти, умел презреть грозную опасность, но слабел душой, когда предстояло рискнуть жизнью на поле боя. Великое множество римлян, без тени страха бросавшихся в смертоносную битву, было лишено того вида мужества, которое позволило Августу покорить мир.

Существуют не только разные виды мужества, но и в одном виде есть немало оттенков. У Брута[32] хватило предприимчивости нанести удар судьбе, мирволившей Цезарю, но ему не достало силы следовать велениям своей собственной судьбы: он замыслил уничтожить тиранию, взяв в помощники лишь собственное мужество, но имел слабость отказаться от этого замысла, когда за ним стояла вся мощь римлян, потому что не было у него в душе того равновесия силы и чувства, без которого не одолеть препятствий и помех на пути к успеху.

Мне хотелось бы подробно остановиться на всех свойствах, присущих человеку, но в настоящее время я уже не могу взяться за столь кропотливый труд. Завершу эти заметки краткими определениями.