У Торра есть любопытные сведения о турецком кладбище, которое я воспринимал как сад при вилле Клеобула. В средние века оно было частью сада Великого Магистра. «В 1446 году, — пишет Торр, — здесь в вольере содержался старый страус и два молодых с подрезанными крыльями. Они откладывали яйца в песок и выводили птенцов, просто глядя на эти яйца; питались они железом и сталью. Еще здесь была индийская овца и другие привезенные издалека животные, среди них — собака, которую подарил Великому Магистру султан Баязет. Размером она была с гончую, мышиного цвета, шерсть у нее росла только вокруг рта, а когти были каку птицы. Из-за этих когтей и возникло предание о турке, у которого была птица, каждый год откладывавшая по три яйца; из двух вылуплялись птенцы, а из третьего щенок. Щенка нужно было убрать сразу, как только он пробьет скорлупу, иначе птицы могли его заклевать». Ни единого намека на улыбку в этих записях, беспристрастное сухое изложение ученого англичанина, написавшего лучшую историческую монографию об острове. История, судя по всему, была для Торра делом серьезным. Я так и не смог выяснить, бывал ли он на Родосе. Возможно, нет — счел, что лучше держаться подальше от этого залитого солнцем пейзажа, что здешние вино и фрукты могут приучить лишь к лени, медлительности и даже лживости. Из-за выгодного положения в Эксмуре он проконсультировался «со всеми известными специалистами» и указал длинным дрожащим пальцем на раздутую риторику Аббата Котлета. Мы все очень боимся Торра. Почитайте его, и поймете почему.
Родос, как и вся остальная Греция, сохранил веру в Пана. Повсюду его называют «козлоногий», а те, кому посчастливилось его увидеть, описывают его как некое уменьшенное подобие дьявола с рогами, копытами и заостренными ушами. К этой ассоциации причастна православная церковь, чем, возможно, объясняется имя, под которым он известен на Родосе. Его зовут Kaous. Слово это, видимо, имеет общий корень с глаголом «као», который означает «гореть». Горение, в конце концов, свойственно природе дьявола, а имя подразумевает в равной степени огонь и серу. Но повадки кауса, описанные в фольклоре, вызывают другую ассоциацию — существо, которое постоянно мечется, как будто под ногами у него горящие уголья. В деревнях его считают опасным гостем, он все переворачивает вверх тормашками, из-за него у женщин случаются выкидыши и скисают сливки. А самое ужасное то, что он крадет детей.
Крестьяне верят, что если муж спит с женой 25 марта, ребенок должен родиться в канун Рождества — и такой ребенок неизбежно окажется каусом.
Его привычки? Чаще всего он выходит побродить после наступления темноты, выкрикивая снова и снова: «Свинец или пух? Свинец или пух?» Тому, кто встретит кауса и даст неверный ответ, несдобровать. Каус садится на него верхом и заставляет скакать по всей округе, что есть силы нахлестывая прутом. Самое печальное, что из двух возможных ответов неправильными могут оказаться оба, если этот озорник не в настроении. Некий Базилиос из Кремасто однажды попал в такую передрягу. Он утверждает, что каус гнал его галопом до самой Анатолии всю ночь. На рассвете он, измученный, добрался до таверны и подтвердить истинность своих слов мог только предъявив яблоко, которое сорвал в анатолийском саду во время скачки. Другой человек, из деревни Сиана, встретился с каусом на темной дороге. И тут же, ни слова не говоря, схватил его за длинные острые уши. Видимо, это делает его беспомощным. Смельчак отнес кауса домой и прожег железным клеймом дырку в его ноге. Из раны выползла тысяча дьявольских змеек, и каус исцелился. Он встряхнулся, приободрился и сказал: «Спал глубоко, проснулся легко» — и с этими словами исчез в дымовой трубе, поскольку пропел первый петух.
Маноли, линотипист, снова взялся за свое. Он повадился вставлять маленькие объявления по-гречески для своих друзей. Я не знаю, сколько они ему за это платят, но, должно быть, меньше, чем берем мы за публикацию рекламы. Этим вечером меня заинтересовало объявление некоего Циримокоса — Геоманта, Картоманта и Кофеманта (как он сам себя называет), предлагающего по сниженным ценам предсказать будущее по какому-то тайному адресу в старом городе. Расследование появления этого объявления и других, не менее сомнительных, вызвало шок в издательстве, ведь мой греческий редактор честно вычитал корректуру, прежде чем отправить номер в печать. Выяснилось, что Маноли расчистил себе уголок в наборе, подредактировав статью родосского приходского священника о Святом Павле, запустил в линотип свои объявления и нашел им место в гранках. У нас состоялся тяжелый разговор. Отшвырнув корзину гранатов, которую он принес в знак примирения, я машу у него перед носом газетой и требую объяснений.
— Я только помогал своим друзьям, — потешно изображая раскаяние, говорит он, и его глаза наполняются слезами.
— Что ж, ты должен полностью оплатить эти объявления из своей зарплаты. Непозволительно, чтобы кто-то трогал текст после того, как газета отдана в набор. Что скажет Бригадир?