Деревня без иконы что голова без глаза», — гласит пословица. Прочие пословицы звучат не так зловеще, поскольку духовная жизнь этих маленьких эгейских общин отличается отменным здоровьем там, где бывает сосредоточена вокруг подобного вершителя судеб. Храм святого покровителя изучает живительную силу, как нимб — благодать. И сила эта не становится менее реальной оттого, что ее флюиды невидимы. Сила эта играет важную роль в ежедневной жизни рыбака, пастуха и земледельца, облегчая тяжесть их существования — не в сугубо теологическом смысле, но как вера, пресуществленная в конкретные дела.
Святой защитит вас в путешествии по воде, на его плечи можно, образно выражаясь, переложить болезни. Он помогает переносить жестокие тяготы, с которыми свыкся здешний простой люд. Но к нему обращаются не только в горести, но и в радости. Ему посвящают драгоценного сына.
Я говорю сейчас не о знаменитостях, чьи чудеса породили культ и чьи сферы влияния больше не ограничиваются одной местностью — какой-нибудь полуразрушенной церквушкой, где с растрескавшегося гипса на вас смотрят полустертые лики забытых византийских святых. Я думаю не о Тиносе, где висят подношения[88]
в виде костылей, повязок и картин, подтверждающих истинность чуда исцеления и всякий раз напоминающих, что здесь, как и в разрушенных и заброшенных храмах Асклепия, излечение и прорицание — единый процесс.Я говорю о мелких местных святых, которые направляют широкий поток жизни в правильное русло. Иногда от них остается только имя без понятной крестьянину родословной; и однако же их лики целуют с не меньшим благоговением, что и лики прославленных чудотворцев. Часто в предание вплетаются фрагменты современной истории.
Эгейский святой — не объект размышления или самопознания в западном смысле. Для этого он недостаточно отстранен. Он схож с простым смертным, которого превосходит лишь тем, что наделен некими особыми дарами. Он связан и с Богом, и с человеком; находится между ними скорее как
Три самых почитаемых на Родосе реликвии: рука Иоанна Крестителя (отрезанная Лукой: извлеченное из могилы тело было слишком велико, чтобы унести его целиком); крест, сделанный из Истинного Креста, и икона Богоматери Филеримосской. Эти святыни были перевезены на Мальту, откуда Великий Магистр увез их в 1798 году в Россию. Наверняка самой знаменитой была чудотворная икона Божьей матери. Ее история, в отличие от истории руки Иоанна Крестителя, туманна; рыцари, видимо, обнаружили этот образ, когда прибыли на остров, и его почитали с древних времен, хотя более широкую известность изображение Богоматери получило, когда взгляды христиан всего мира были обращены на битву рыцарей с сарацинами. Гора Филеримос, судя по старинным свидетельствам, была местом паломничества еще до появления на Родосе рыцарей, и иконе Богородицы, без сомнения, молились многие поколения страждущих, прежде чем над островом взвилось знамя Ордена Святого Иоанна. В тяжелые времена ее переносили в город, в церковь Святого Марка, построенную венецианцами; здесь во время осады 1522 года над алтарем, на котором стояла икона, разорвалось ядро, погибли несколько человек, и Великий Магистр, опасаясь за сохранность реликвии, приказал поместить ее в часовню Святой Екатерины, находившуюся внутри замка. Насколько мне известно, судьба иконы не менее таинственна, чем судьба Колосса; судя по всему, свидетельств о том, как она выглядела, эта новая Артемида, не сохранилось, так же как и рассказов о совершенных ею чудесах.