Размышления перед казнью

После того как в августе [1944 г.] введенная в действие 11-я армия генерала Риттера фон Шоберта в ходе тяжелых боев вместе с румынскими соединениями установила непосредственный контакт с группой армий «Юг» и очистила от врага Бессарабию, в штабе этой группы, которой командовал фельдмаршал фон Рундштедт, состоялась встреча Антонеску с фюрером. После доклада об обстановке и беседы в узком кругу Гитлер лично, в моем и Рундштедта присутствии, наградил румынского маршала Рыцарским крестом, что тот воспринял как большую честь. Его чрезвычайно энергичные действия и его личное влияние на румынские войска были, по мнению командования группы армий «Юг», образцовыми, а все поведение этого главы государства [кондокатурула] характеризовалось истинно воинскими добродетелями, что признавали и все сопровождавшие его во многих случаях немецкие офицеры.

Разумеется, Муссолини не пожелал отстать от Венгрии и Румынии и предложил фюреру отправить на Восточный фронт итальянский (частично моторизованный) маневренный корпус, что должно было послужить эквивалентной компенсацией за танковый корпус Роммеля в Африке. Я был вне себя от этой незначительной помощи: отправка же корпуса при чрезвычайно тяжелом положении на железнодорожном транспорте летом того года являлась крайне обременительной, ибо сделать это вообще можно было только за счет самого необходимого снабжения войск.

Пока итальянские войска находились на марше к фронту, Муссолини по приглашению фюрера встретился с ним в подготовленной в Галиции второй ставке Гитлера. Оба особых железнодорожных состава остановились в специально построенном туннеле. Ранним утром мы на нескольких самолетах вылетели к Рундпггедту в Умань. После общего доклада Рундштедта об обстановке и его рассказа о боевых действиях под Уманью все на машинах выехали приветствовать итальянскую дивизию.

Широко раскинувшиеся украинские черноземные поля, необъятные пашни, какие нам, немцам, и представить себе трудно, произвели на меня огромное впечатление. Зачастую на многие километры вокруг мы не видели в этом слабо колышущемся,

открытом, почти без единого деревца ландшафте ничего, кроме бесконечных рядов скирд пшеницы. Повсюду ощущалась девственная нетронутость и скрытая сила этой земли, не использовавшейся и на треть. А потом опять и опять — большие площади невозделанной почвы, ждущей озимого сева⁴⁰².

Прохождение парадным маршем итальянских частей — даже несмотря на их «Ewiva Duce!»⁴⁰³ — явилось для фюрера и для нас, немецких солдат, безмерным разочарованием. Особенно неутешительное впечатление произвели на меня совершенно выслужившие все мыслимые сроки офицеры, а в целом все это внушало крайне большие опасения насчет ценности столь сомнительных вспомогательных войск. Как смогут такие по-лусолдаты противостоять русским, если они спасовали перед пастушеским народом нищих греков? Фюрер верил в дуче и его революционное дело, но дуче был отнюдь не вся Италия, а итальянцы так и остались «итальяшками». Кому нужен такой союзник, который не только стоил нам дорого, не только бросил нас на произвол судьбы, по и предал нас?⁴⁰⁴

Тяжелый удар еще раз, после потери сына, нанесла мне героическая смерть моего друга [полковника] фон Вольф-Вустер-вица, погибшего во время атаки во главе своего полка...

<...> После того как латентная напряженность в отношениях между фюрером и Браухичем снова смягчилась (по крайней мере внешне), после потрясающей победы группы армий «Центр» в битве на двойное окружение под Брянском и Вязьмой, то последствия первых неудач ее возобновили. Такова была повадка Гитлера: искать виновника каждой неудачи и тогда, когда он осознавал, что причина лежала по меньшей мере в нем самом. Когда у Ростова-на-Дону и под Тихвином Рундиггедт на юге и Лееб на севере⁴⁰⁵ в конечном счете оказались вынуждены убрать вбитые самим Гитлером наступательные клинья, вину за это ни на ОКХ, ни на обоих командующих возложить было никак нельзя. Рундиггедт возражал против навязанного ему ОКХ приказа об отводе войск на линию р. Миус. Посланную ему лично как командующему сухопутными войсками телеграмму с протестом, составлышую в весьма крепких выражениях, Браухич взял да и показал фюреру, которому она отнюдь не предназначалась! Фюрер тут же сместил Рундштедта, но не из-за его протеста, а за то, что фельдмаршал, не зная, что за приказами ОКХ стоял сам Гитлер, заявил: пусть его снимут с должности, раз считают, что он командует не так, как надо!