Размышления перед казнью

Тем временем мороз все усиливался, что привело к значительному сокращению личного состава войск [из-за обморожений]. Гитлер предъявил ОКХ тяжелейшее обвинение в том, что оно не позаботилось заранее о своевременной выдаче зимнего обмундирования, окопных печек и т.п.⁴¹¹. А ведь он знал, что доставка на фронт [зимнего обмундирования и оснащения] в ходе непрерывного сражения, для которого уже не хватало боеприпасов и продовольствия, в условиях существующего кризиса... [была просто невозможна]. С каждым днем холода становились все сильнее, росло количество обмороженных, мы все больше теряли танков из-за размораживания системы охлаждения и т.п. Все это в конце концов заставило фюрера осознать: о продолжении наступления нечего больше и думать.

Тот, кто не пережил тех дней, не может представить себе состояние фюрера, сила воображения и военная проницательность которого позволили ему видеть надвигающуюся катастрофу (но вместе с тем он не желал внять предупреждениям о ней своих сотрудников), не способен представить себе и то, как Гитлер искал виновников, якобы забывших свой долг, не обеспечивших войска, и одновременно приводил [в свое оправдание] всевозможнейшие веские причины⁴¹². И хотя истинные причины были очевидны: недооценка сопротивления противника и опасности оказаться в зимних условиях в конце предназначенного для наступления времени года, перенапряжение сил войск, которые с октября непрерывно вели бои при недостаточном снабжении, — все это замалчивалось.

Я был убежден: Браухич видел, что судорогам фронта, а также и конвульсивным движениям фюрера надо положить конец; ведь от него нс могло укрыться, что ищут виновника и виновником этим никогда не назовут Гитлера. Превозмогая себя, он все-таки встал на ноги, как сам сказал мне в тот день, 19 декабря, и почти два часа говорил с Гитлером. Я не присутствовал, но знаю, что в ходе этого резкого разговора он попросил освободить его от занимаемого поста и в качестве причины — что, кстати, было его долгом — привел состояние своего здоровья⁴¹³. Он еще раз накоротке посетил меня и сказал всего несколько слов: «Отправляюсь домой, он меня уволил, больше не могу». На мой вопрос «Что же будет?» Браухич ответил: «Этого я не знаю, спросите его самого». Он был явно очень взволнован и подавлен.

Через несколько часов меня вызвали к фюреру. Гитлер зачитал составленный вместе со Шмундтом приказ: командование сухопутными войсками он принимает на себя лично; приказ надлежит немедленно довести до войск. Второй приказ, внутреннего характера, регулировал подчинение генерального штаба непосредственно фюреру, а также передачу дел ОКХ мне, как высшей инстанции, но с тем ограничением, что я связан указаниями фюрера.

Этот приказ был передан начальнику генштаба Гальдеру и дальнейшему распространению не подлежал⁴¹⁴.

Пусть общественности даже не сообщили, будто фюрер расстался с главнокомандующим сухопутными войсками по взаимному согласию, все равно в данном случае было очевидно: виновник отступления армии и уже зримого, чудовищного кризиса, наступившего в ходе изобилующей огромными жертвами, кровопролитной битвы за Москву — всего в 25—30 километрах от ее ворот, — а также всех вытекающих отсюда последствий найден... хотя имя его и не названо⁴¹⁵.

Россия. 1941-1943

В. Кейтель

Господину адвокату д-ру Нельте!

30.9.[19]46г.

В дополнение к моей защите и в расширение моих показаний на процессе, а также для Вас лично в виде материала к моим устным разъяснениям прилагаю описание осуществлявшегося Гитлером командования армией в качестве главнокомандующего сухопутными войсками с 19 декабря 40-го до зимы 42/43 г.

В, Кейтель

Против тандема Гитлер — Гальдер (последний в роли ОКХ) у меня имелись значительные опасения, поскольку было ощущение, что они друг другу не подходят. Фюрер в нашем узком кругу часто высмеивал Гальдера и изображал его человеком ничтожным. Даже сели не воспринимать трагически эту некрасивую манеру Гитлера превращать отсутствующего в мишень для насмешек — а он мало кого щадил, — я все равно сильно сомневался в том, что такая упряжка будет удачна. Поэтому я предложил Гитлеру назначить начальником генерального штаба Йодля, которого хорошо знал и уважал, а начальником штаба оперативного руководства ОКВ, т.е. генерального штаба вермахта, сделать генерала фон Манпггейна, произведя заново разграничение его и моих, как начальника ОКВ, компетенций. Гитлер не отверг этого предложения сразу, а пожелал переговорить со Шмундтом и обдумать. Вскоре Шмундт сообщил мне, что фюрер хочет оставить Йодля в ОКВ и решил и дальше работать с Гальдером: дело наладится, так как тот, по крайней мере, честен, лоялен и послушен.