Размышления перед казнью

Я описал столь подробно весь этот ход событий, чтобы дать хотя бы одно его письменное изложение. Распространявшиеся в генеральских и партийных кругах слухи и утверждения, будто гестапо имело свою руку в деле Бломберга, — лживы. Что касается Фрича, то сегодня я считаю, что обвинение в гомосексуализме являлось гнусной интригой с целью сделать его непри-смлсмым для высокого воешюго поста. Можно предположить, что здесь замешаны были Гиммлер или его злой дух Гейдрих. Ведь и СС и армии было известно, что Фрич был ожесточенным противником милитаристских амбиций СС, после того как СА потеряли свое влияние в результате кровавой расправы с ними 30 июня 1934 г.

В дни свержения Бломберга и вплоть до 4 февраля 1938 г. я все еще никак нс мог осмыслить мое наименование «начальник ОКВ» и уразуметь, какой «дар данайцев» преподнесен мне. Лаконичные дневниковые записи Йодля показывают, что я все-таки просветил его на сей счет.

Пожалуй, заслуживает внимания еще и краткая речь Гитлера, обращенная к генералам перед заседанием кабинета. Он в тактичной форме ознакомил генералитет с произошедшими событиями, а затем сделал из них соответствующие выводы. Выводы эти были таковы: принятие на себя практического главнокомандования вермахтом и образование ОКВ во главе со мной. Единственным, кто решился задать вопрос, был генерал Манштейн. Он спросил, а нс лучше ли было бы учредить пост «начальник генерального штаба вермахта», на что Гитлер молниеносно ответил: в соответствующее время путь к этому открыт...¹⁹³

Все остальное написанное мною на эту тему находится на хранении у моего защитника адвоката д-ра Нельте в виде специальных документов.

Конечно, я знал тогда, что мне предстоит тяжкий путь «послушника в монастыре» и что я вступаю на совершенно непаханую целину. Но, с другой стороны, меня утешало то, что в доверенном мне ОКВ я найду опору для выполнения должным образом той задачи, которая передо мной поставлена. Насколько неразрешимой она будет, а также и то, что я стану мишенью безудержного диктаторства Гитлера, не мог тогда предвидеть ни один человек на свете.

Для осуществления своих, неизвестных нам планов Гитлер нуждался в бессильных орудиях, которые не должны и не могли ему мешать и которые бы в традиционном солдатском духе повиновались и оставались ему верны. Как легко критиковать тем, кто находился, так сказать, вдали от выстрелов и не должен был изо дня в день непосредствешю противостоять такому демону! <...>

Наверняка и я допускал ошибки; вероятно, я даже упустил тот час, когда мог бы остановить роковой ход событий. В такой войне, в которой поставлено на карту абсолютно все, сделать это было вдвойне трудно. Мое святое убеждение: никакому другому генералу, будь он даже более тверд, более критичен и более умен, чем я, не удалось бы не допустить этого пути в бездну горя и бедствий.

Почему этого не сделал фон Браухич? Почему генералы, которые называли меня послушным и ни на что не способным, вечно говорящим «да» (Ja-Sager), не добивались моего смещения? Нет, этого не бывало ни разу, никто и никогда не проявлял готовности занять мое место, ибо каждый знал: он тоже потерпит здесь поражение¹⁹⁴.

При свойственной Браухичу откровенности ему бы не составило никакого труда преподнести меня Гитлеру в дурном свете или пожаловаться на меня, ибо недоверие у фюрера к людям возникало очень быстро: в этом отношении он был весьма восприимчив. Я знаю от самого Браухича, что в 1939 г. статс-секретарь Мильх¹⁹⁵ котировался как замена мне.

Армия наверняка попробовала бы убрать меня, найдись хоть один смельчак, готовый занять эту изобилующую терниями должность. Куда удобнее было ругать меня, приписывать мне всю ответственность. Но не нашлось никого, кто поспешил бы мне на помощь, кто поддержал бы меня! Это я сам трижды советовал Гитлеру заменить меня фон Манпггейиом: первый раз — осенью [19]39 г., перед Французской кампанией; второй — в декабре [19]41 т., когда ушел Браухич, и третий — в сентябре [19]42 г., когда у фюрера возник конфликт с Йодлем и со мной.

Несмотря на частое признание выдающихся способностей Манштейна, Гитлер явно боялся такого шага и его кандидатуру постоянно отклонял. Было ли это ему комфортно или же являлось результатом каких-то сдержек, мне неизвестно. Никто не знает, каким несчастным я зачастую чувствовал себя на своем посту. Пожалуй, в какой-то малой мере это было известно только одному Йодлю¹⁹⁶.

Сказанное мною в конце моего последнего слова на Нюрнбергском процессе говорит обо всем. Для меня оно — конечный вывод мудрости земной¹⁹⁷.

Себе самому и моей семье я желал бы порядочной, почетной солдатской смерти. Почему судьба отказала мне в ней 20 июля 1944 г. при покушении на фюрера? ¹⁹⁸

В. Кейтель

Написано в Нюрнберге в сентябре 1946г.

Документы о руководстве войной и структуре высших

КОМАНДНЫХ ОРГАНОВ ВЕРМАХТА

Руководство вермахтом в период войны