Разнести повсюду весть (ЛП)

— Вы, должно быть, устали от перелёта, — сказала маме миссис Ледбеттер. — Я попросила Лидию приготовить для вас комнату. Вам лучше остановиться у меня.

— Я не хочу навязываться, — ответила мама. — Я могу просто остаться здесь, в больнице, с Вилли. Не стоит беспокоиться.

— Чепуха, — сказала в ответ миссис Ледбеттер. — Мне не помешает компания. Этот большой старый дом теперь кажется пустым, когда по нему бродит только моя печальная старая фигура. Я говорила Вилли, что подумываю пойти жить с ним и детьми.

— Мы бы с радостью вас приняли, — сказал я.

— Видишь, как легко он врёт?

— Я не вру, — сказал я в свою защиту. — Кроме того, в квартире три этажа, так что я всегда могу спрятаться наверху, когда вы будете действовать мне на нервы.

— А я никогда бы этого не сделала, так ведь? — спросила миссис Ледбеттер, делая затяжку электронной сигареты и улыбаясь.

— Иногда вы меня раздражаете, — признал я. — Но, думаю, я к вам привык. В любом случае, до сих пор я не попал в тюрьму за убийство, так что, думаю, вы нормальная. И вы знаете, что говорят о членах семьи…

— Нельзя их убивать, потому что затупится лезвие топора? — произнесла она.

— Удушение — это, наверное, лучший способ справляться со старыми, надоедливыми дамами, — добавил я.

— Вилли, ты не должен так разговаривать со своей тёщей, — сердито сказала мама.

— Мы с миссис Л. понимаем друг друга. И дело ведь не в том, что я не раздражаю её до смерти. Так, миссис Л.?

— Вайлис, давай просто скажем, что ты похож на козий зельц. Отвратительно ужасный для непосвящённых.

Амелия изобразила на лице отвращение.

— Итак, — произнесла мама, глядя на меня, в её глазах мелькали вопросы, — как Тони? Я имею в виду, серьёзно? Без ерунды.

Я вздохнул, отодвинул рыбу, которую пытался съесть. Аппетит пропал.

— Всё не так плохо, — сказала миссис Ледбеттер. — Но серьёзно. Джеки сказал, что следующие пару часов — критические. Если антибиотики не сработают, мы узнаем. И если они не сработают… что ж, могут быть проблемы.

— Мы пойдём в часовню и помолимся, — сказала мама.

— Не думаю, что молитвы помогут, — ответил я.

— Я знаю, ты больше не ходишь на мессы и всё такое, но мы все помолимся. Только то, что ты не веришь в Бога, не значит, что он перестал верить в тебя.

— Я по-прежнему верю в Бога.

— Ты просто не ходишь на мессы.

— Я устал от того, что люди на меня смотрят.

— Ты получаешь такое внимание, когда устраиваешь спектакль.

— Я не помню, чтобы устраивал спектакль.

— Я приехала сюда не спорить, Вилли. И если ты не хочешь помолиться с…

— Я помолюсь с тобой, бабуля, — сказала Амелия.

— Правда? Ох, ну что ты за лапочка.

— Тони мой брат, — сказала она, будто это было единственным нужным объяснением.

— Где был Бог, когда Ной в нём нуждался? — спросил я, зная, что не должен, но не в силах ничего поделать.

Мама нахмурилась.

— Ну, как говорят, — сказала миссис Ледбеттер, — если план А не работает, в алфавите есть ещё тридцать одна буква на выбор.

Глава 91

Всё сложно

Я сидел в конце молельни.

Мама стояла на коленях на одной из скамеек впереди. Амелия присоединилась к ней. Семья Амелии не ходила в церковь, не “молилась”, не была знакома со всей этой религиозной тарабарщиной, с которой я рос. Я думал о том, чтобы взять детей на мессу, но передумал. Я не мог объяснить себе, почему. Дело было не только в моём опыте сексуального насилия от рук отца Майкла, когда я ходил в начальную школу, хотя это определённо окрасило моё восприятие. Было что-то за гранью этого, что-то глубже. Что-то, что я не мог понять. Какая-то потеря веры, потеря способности верить.

Произнеся несколько молитв с мамой, Амелия вернулась назад и села рядом со мной.

— Бабуля говорит, ты больше не молишься, — прошептала она.

— Мы с Богом сейчас не ладим.

— Почему нет?

— Всё сложно.

— Ты можешь мне рассказать. Я не ребёнок.

— Это долгая история.

— Ты буддист, как папа?

— Он снова болтал о Далай Ламе?

— Кто такой Далай Лама?

— Один парень, — сказал я. — Он говорит что-то типа “моя религия — доброта”. Я не знаю, что это должно значить, но Джек считает, что это круто.

— Папа говорит, что мы сами создаём свои страдания.

— Правда?

— Так он говорит. И он говорит, что мы перестаём страдать, когда учимся принимать хорошие решения.

— Звучит похоже на него.

— Ты не ответил на мой вопрос.

— О чём?

— Почему вы с Богом больше не ладите? Ты зол на него?

— Не совсем.

— Он зол на тебя?

— Возможно.

— Почему?

— Это долгая история.

— Хотела бы я, чтобы вы перестали так говорить!

— Ну, так и есть, тыковка.

— Я не маленькая.

— Иногда мне хотелось бы, чтобы ты такой была.

— Почему? — спросила она, нахмурившись.

— В мире много уродливых вещей. Таких вещей, о которых я не хочу, чтобы ты знала.

— Каких вещей?

— Библия, к примеру.

— Что плохого в Библии?

— В ней говорится, что гомосексуальные люди, как я, плохие.

— Это неправда!

— Так там говорится.

— Почему?

— Полагаю, люди, которые написали её, не любили гомосексуальных людей.

— Ну, это глупо.