Разночинец

Господин пристав, ввиду вышеизложенных обстоятельств, всегда шел в присутствие раздраженный и нервный, успокаиваясь лишь после первого стакана крепкого чаю. Впрочем, манеры его были всегда безупречны, а понимающая улыбка могла тронуть даже черствые сердца отпетых варнаков, которых нижние полицейские чины тащили к нему на допрос с регулярностью, достойной лучшего применения. Сибирь! Николай Дмитриевич и к этой публике знал особый поход, умея разговорить даже самого большого молчуна. Впрочем, в случае, если молчун бывал уж слишком упрям, то для особых надобностей в околотке служил унтер Архип Петров Жданов, который виртуозно управлялся своими пудовыми кулаками и кнутом с вшитым в кончик свинцовым грузом. Просто милое дело, до чего искусен был Архип в тонком следственном деле. Бывает, махнет кнутом по подвешенному к потолку телу, и аккуратно, почти нежно отдернет свое орудие назад, повесив на спине испытуемого немалый кусок кожи. И такой истошный визг издает суровый, битый жизнью душегуб, что только диву даешься. И где он его столько лет прятал, разговаривая густым басом?

— Ну, те-с, — пробурчал Николай Дмитриевич. — Что мы имеем? 22 июня, в 3 часа дня, вспыхнул пожар в Глазковском предместье: сгорел церковный дом со всеми службами. На пожаре были все части, кроме второй. В 6 пополудни при северо-восточном ветре вспыхнули надворные постройки во дворе дома Останиной по Баснинской улице, где было сложено много товаров, и смежные постройки очень часты. Огонь с большою быстротою начал захватывать все новые и новые здания и, когда из Глазковой приехали пожарные части на помощь уже работавшим, то огонь уже перебрасывало на Грамматинскую и Трапезниковскую улицы. 24 июня. Воскресенье. С утра дул восточный ветер. День жаркий, более 30 градусов. В 12 часов пополудни начался пожар в середине Котельниковской улицы на постоялом дворе Закатина. Скученность деревянных построек этой улицы дала пищу огню, который, раздуваемый ветром, быстро пошел на деревянный дом, где помещался военно-топографический отдел В. С. Военного Округа. Вспыхнув, этот дом дал большой пыл и зажег дома противоположной стороны улицы и дома, выходящие на Большую улицу. Через 1\2 часа горело уже два квартала… Так-так-так… За оба пожара уничтожено 75 кварталов, в коих было 918 дворов со 105 каменными и 3418 деревянными постройками. Пожарами 22 и 24 июня уничтожены почти все общественные и казенные учреждения и присутственные места со всеми делами и архивами. Уничтожены почти все учебные заведения. Сгорели церкви Владимирская, Тихвинская, Благовещенская и Харлампиевская.

— Да! — довольно откинулся на спинку стула Николай Дмитриевич. — Такое не стыдно и самому господину Лохвицкому показать. А вот сказать-то ему что?

Острый ум господина следственного пристава заработал с невероятной скоростью. Ведь невелик труд толковый доклад составить, а вот как быть с некоторыми непонятными нюансами этого дела? Вот вроде бы пожар, да пожар. И что с того? Города в Сибири чуть не каждый год горят. Взять опять же Иркутск, когда пару лет назад у купца Лейбовича стог сена загорелся. Ведь едва город отстояли. Сто шестьдесят тысяч рубликов серебром убытку, как одна копейка. Но тут все не так. Совсем не так. Есть нюансы в этом деле. И очень серьезные нюансы. Целых два.

* * *

Нюанс первый, случившийся за неделю до размышлений Николая Дмитриевича. 24 июня 1879 года. День второго, и самого сильного пожара.

Аполлон Давыдович Лохвицкий, тайный советник и второй человек Восточной Сибири после генерал-губернатора Фредерикса, проклял тот день, когда ему пришла в голову мысль поехать в Иркутск. Ну чего ему не сиделось в Красноярске, скажите на милость? Генерал-губернатор объезжает Забайкалье, гражданский губернатор в Петербурге, воинский начальник — где-то на Лене, в тайге, а полицмейстер и городской голова изволили взять отпуск. И вот так вот вышло, что выше него во всей губернии и нет никого по чину. А это значит, что командовать придется тоже ему, как и отвечать за все последствия.

— Да за что мне несчастья эти, господи? — мычал Аполлон Давыдович, обхватив свою многострадальную голову, где боль тупыми молоточками била в виски. — Десять лет тому, как в мое начальство Енисейск сгорел. А теперь Иркутск вот… Как бы не донесли злопыхатели про такое странное совпадение! Нет уж! Пусть председатель губернского Правления Измайлов тут командует. А я наиважнейшим из дел займусь!

Господин тайный советник и не подозревал, что всего через несколько лет в его губернаторство сгорит дотла Красноярск, навсегда прилепив к нему кличку «губернатор от пожара до пожара». Но, счастью, он этого не знал, иначе упал бы духом вовсе.