Разношерстная... моя

Боле он ничего не успел сказать – Юган выбросил перед собой руку, и кривой степнячий нож располовинил болтуну горло. Ноздря завалился с лавки назад, зацепившись ногами за перекладину под столом и повиснув трепыхающейся на ветру тряпкой.

– Ну? Чего он тут натрепал? – ненавязчиво повторил вожак, заглянув в кружку и тотчас ее отставив.

– Дак то самое: про купца при трех возах. Да про десяток упертых дружинников на лесной тропе, – невозмутимо подтвердил Плешивый, брезгливо отодвигаясь от подрагивающих коленей покойничка. – А боле ничего не успел.

– Так чего ж ты его за язык не придержал? – насмешливо полюбопытствовал вожак.

– Я ему не нянька, – цыкнув, равнодушно пожал широкими плечами Плешивый. – Видать, важен был барсук, коли пасть разевал безоглядно.

После Югана он числился тут в первых умниках. Эти двое – не в пример прочей разбойной братии – даже читать-писать умели, что в державе Антания почиталось навыком редким… за ненадобностью. И нынче во всей харчевне старого Бати других грамотеев, помимо хозяина, было не сыскать. А его заведение не из последних. Ведь торчит на больно уж выгодном месте вблизи главных торговых ворот Стольнограда. Только чуток в сторонке. Купцы, понятно, сюда не заворачивали, ибо на то для них понаставлены торговые дворы со своими харчевнями. Но путь в заведение Бати они знали: порой, нанять на охрану тех же разбойничков было выгодней, хоть и дороже. Особо в дальнюю дорогу на север, где грабили, и вовсе уж не чинясь. И только сами же разбойнички на том пути могли бестрепетно и безошибочно вырезать лиходеев всех мастей и подданства. К старому Бате купцы заходили без опаски – воровской сволоте из города сюда путь заказан. В его харчевне за мошну можно не опасаться: этот остепенившийся, но некогда грозный разбойник бдительно охранял свои интересы. И тех, кто пытался очернить его нынешнее доброе имя, стареющий верзила – косая сажень в плечах – без предупреждений и прочей ласки отправлял на тот свет.

– Дурной был, – согласился с Плешивым Юган, задумчиво вычищая все тем же ножиком грязь из-под ногтей.

Тот хотел что-то ответить, но вожак дернул оттопыренным пальцем. Плешивый осекся, полуобернувшись на тяжкую поступь Бати. Два служки уже подсуетились, оттаскивая прочь от стола свежий труп. Хозяин харчевни не приветствовал такие забавы. Но пребывал в уверенности: Юган просто так, за здорово живешь, кровь не пустит. Знать, Ноздря учудил чего-то, чему и сам старик был бы не рад.

– Всем ли довольны? – гулко вопросил он, присаживаясь рядом с вожаком.

Мужики нестройно благодарили хозяина за хлеб-соль. Затем прихватывали блюда с кружками и откочевывали за другие столы. Пухлая румяная служанка скоренько протерла перед ним столешницу. И ловко опустила на нее поднос с дорогой стеклянной бутылью, чарками и миской квашеной капусты.

– Баня готова, – сообщил Батя, разливая по чаркам самогон.

Два разбойника – старый с молодым – степенно чокнулись. И опрокинули «со свиданьицем», прихватив пальцами по горстке хрупкой капусты.

– На добычу полюбопытствовал? – без малейшего зазнайства тихо спросил Юган, пытая глазами столешницу.

– Подивился, – подтвердил Батя, разливая по второй. – Сколь живу, сроду не видал такого уродства. Это ж додуматься: кандалы клепать из золота. Благородный металл и этакая пакость.

– А ты не спеши хулить затею несуразную, – многозначительно заметил Юган и поднял чарку: – За здоровьице.

Отхрустев капусткой, Батя не погнушался задать нетерпеливый вопрос:

– В то золото бабу заковали?

– Не совсем, – хмуро глянул на него Юган, откинувшись на стену. – Тебе по порядку?

– Давай сразу с того, как ты ухайдакал последнего обозного охранника.

– Ну, собственно, вторым делом взял за грудки купчика. Ты его еще не видал? Советую.

– Курдючный барашек? – приподнял седые брови Батя, разливая по третьей. – Неужто мыслишь жирка с него натопить? Ну, земля пухом.

Выпили и за тех, кто не вернулся. По ком у той лесной тропы справили поспешную тризну.