Разноцветный снег

– А вещей тоже нет. – Тоня подвинулась ближе к брату и испуганно зашептала, залепетала всю историю про жиличку из Сибири, про тетку в тюрьме, про вызовы в прокуратуру. – Я дура, Вань, знаешь, какая ду-у-у-ура, я боялась одна в доме, а вдруг фрицы опять… – и Тоня завыла на плече брата.

Капитан Ваня обнял сестренку и взглянул на рядового:

– Быстро в часть, приведи с собой еще двоих-троих, сейчас мы ее выставим.

Я слушала откровения Тони, забывая дышать.

– По дому забегали солдаты и чуть ли не под конвоем вывели мою жиличку. Потом брат и с прокуратурой договорился, чтобы они меня больше не трогали. Его послушали, он же герой! Вот только тетку отстоять не удалось, так она и отсидела пять лет ни за что. Я тогда пообещала себе, что не буду людям так вот слепо верить, и тебе поэтому говорю, Стаська: думай побольше о себе!

Я как будто на землю вернулась: снова передо мной была моя прабабушка, со своей правдой жизни, которая никак не вписывалась в мои представления. Но теперь я знала про нее кое-что еще, и ссориться как-то не хотелось:

– Слушай, а ты вот говоришь, в Воронеже у тебя подруга жила. А адрес ты не знаешь? Мне бы про Старцева узнать. Нам по краеведению надо.

– О, гос-с-споди, да зачем он вам понадобился-то, Старцев этот?! Предатель, и предатель, что там еще про него узнавать? Ладно, сейчас поищу ее адрес, когда-то она мне писала…

Глава 19

– Стась, поехали со мной завтра в больницу к Ленке? Она вроде из комы вышла, ее в обычную палату переложили, но состояние у нее… это… как его? Вегетарианское, что ли? Ну, то есть она вроде сама дышит и все такое, но ничего не соображает. Я… мне… понимаешь, как-то я…

– Боишься? – спросила я в лоб.

– Угу. – Ромка рассматривал трещину на асфальте, убегающую от самого школьного крыльца вверх по улице Ленина. На перекрестке она разветвлялась, как крона дерева, на множество отдельных отростков.

– Похожа на нерв из биологии, – улыбнулась я.

– Угу, – опять согласился Ромка. – Ну, так что?

– Поеду! Только у мамы разрешение спрошу.

* * *

Мы с Ромой встретились у школы и теперь вместе шли на субботний клуб. В расследовании мы так и не продвинулись, но, если завтра я поеду с Ромой в Воронеж, можно попробовать отыскать Тонину подругу. Конверт с адресом прабабушка нашла, так что останется только выйти на нужную улицу, а судя по всему, она была как раз рядом с больницей.

Мы уже подходили к библиотеке, когда навстречу нам выбежал Виталик. Всегда причесанный и подтянутый, сейчас он был сам на себя не похож: волосы взъерошены, лицо раскраснелось. Он пробежал мимо, даже не взглянув на нас. Я хотела его окликнуть, но так и повернулась вокруг своей оси с открытым ртом – Виталику было явно не до приветствий.

За круглым столом собрались все, за исключением Танечки. Я поставила рюкзак на стол и принялась вытаскивать из него бережно упакованные расписанные стаканы и вазочку. На столике у окна уже лежали Сонины шкатулки и Танины вязаные игрушки.

– Я еще не закончил, – угрюмо сказал Даня, – на неделе занесу.

– Ага, лет через пять, – тут же поддела его Соня. – Развел мастерскую, весь стол завалил. Не мог чего попроще придумать?

– Мне немножко осталось, – Даня стукнул носком ботинка по ножке стола.

– Ну что, рыцари круглого стола? Все в сборе? – Яков Семенович вынырнул из подсобки.

– Танечки нет и…

– Танечка здесь, – влетела в комнату запыхавшаяся Таня. – А где Виталик?

Все посмотрели на Якова Семеновича.

– Не все могут спокойно воспринимать критику, – бесстрастно сказал он. – Я показал Виталию некоторые нестыковки в тексте, а он занервничал. Но мне кажется, он сейчас остудится немного и вернется.

– Плохо вы его знаете, – вздохнула Танечка, – он все принимает очень близко к сердцу.

В этот раз Яков Семенович включил спокойную музыку и велел написать словесный портрет какого-нибудь литературного героя, просто так, для тренировки. Сказал, что такой навык нам всегда пригодится: кому на ЕГЭ, кому по жизни. Я со вчерашнего дня читала «Пятую печать» и, хоть в книжке почти не было никаких описаний героев, а сплошные диалоги, живо представляла себе и часовщика Миклоша Дюрицу, и столяра Ковача. Пока я писала про Миклоша, в голове все вертелась загаданная им загадка… Под конец сочинения явился Виталик. Он не острил и не хохмил, как обычно, сказал сухо, что пришел, чтобы обсудить план действий. Он ведь Шерлок Холмс, как-никак.

– Яков Семенович, – позвала я, когда мы сдали работы, – а можно спросить? Вот там, в «Пятой печати», была такая задачка. Скажем, есть остров, с которого некуда деться. Островом правит тиран. Он всех мучает и убивает. А еще есть раб, над которым этот тиран издевается: пытает его, убивает жену и сына… Рабу, конечно, плохо приходится, но он рад, что сам он не тиран, что никому зла не приносит и что совесть его чиста. А тиран не знает, что такое совесть, ему и так хорошо. И вот есть выбор: можно стать либо рабом, либо тираном, третьего не дано. Что выбрать?

– Хм… А что, обычным правителем стать нельзя? – спросил Даня.

– Нет, только тираном или рабом.

Воцарилась тишина.

– Интересно, – улыбнулся Яков Семенович и сел.