Разные годы жизни

Распределение в провинцию огорчило Алду до слез: «Меня, с моими способностями и энергией, — в такую дыру. Ты мог бы оставить меня на кафедре, устроить в аспирантуру. Ты совсем не заботишься о моем будущем». Кроме того, ей давно хотелось быть замужней дамой, именно его женой — известного музыковеда, это позволило бы Алде войти в так называемое высшее общество. В этом стремлении Алды он не сомневался, так же, впрочем, как и в ее любви. Отомару казалось, что он знает об Алде все, что только может знать один человек о другом, если он его по-настоящему любит. Но все-таки... Что на самом деле у нее на сердце, способна ли она сильно любить, что ее радует, что огорчает, беспокоит, что вообще творится в ее душе?

Что же, он сам вылепил себе партнершу: из угловатой двадцатилетней девушки — женщину с круглыми бедрами, налившейся грудью, отзывавшейся на каждое его прикосновение, стройную, но не тощую, с длинными мускулистыми ногами и лебединой шеей. Ему нравился ее воркующий низкий голос. Нравилось встать у нее за спиной, вдохнуть запах волос и пропускать их длинные шелковистые пряди сквозь пальцы. В минуты близости она обвивала их вокруг его шеи, словно затягивала петлю. А иногда заплетала косы и представляла маленькую девочку. Он спешил в «нору», дрожащими от нетерпения пальцами вставлял ключ. Скорей! Скорей! «Кто там?» — пищал детский голосок Алды. «Разбойники!» — объявлял он басом. «Ах, это ты!» — нежно и радостно лепетала Алда. И в следующее мгновение повисала на шее, он приподнимал ее и кружил, как кружит отец ребенка. Однажды в такой миг он случайно увидел себя в старом зеркале на стене: глаза его были безумными. Дома такого никогда не бывало. Марута не забавлялась, не выбегала навстречу, не кокетничала, не возбуждала. Даже в кровати была немой, застывшей, боязливой — ни одного нежного словечка шепотом, ничего.

Однажды, когда Алда стремительно выбежала из воды на берег и все тело ее покрывали мелкие капельки воды, он закричал, как восторженный подросток: «Ты жемчужная моя! Моя серебристая!» В тот же вечер он увидел на серой стене подвала что-то кроваво-красное. То было сердце, пронзенное стрелой сердце, а под ним одно слово: «Люблю». Ему захотелось прикоснуться к этому сердцу, ощутить его тепло и трепет. Он нагнулся и втянул приятный запах: сердце было нарисовано губной помадой. Алда, глупышка, наверное, потратила на это весь свой дорогой французский карандаш. Это рассердило его, но еще более — тронуло.

Бывало и так.

Алда: «Я люблю тебя, люблю, люблю. Поженимся поскорее. Хочу множество детей! Зайчик мой! Мой слоник! Я тебя у этой старухи отниму. Никому не отдам. А если задумаешь грешить — побью. Старуха тебя распустила. Она за это заплатит...» — и, словно шутя, слегка хлопнула его ладонью по щеке, но ее острые наманикюренные ноготки оставили красный след. В первый, но, может быть, не в последний раз он не на шутку разозлился.

Отомар: «Пожалуйста, не трогай ее. И вообще — потерпи».

Алда: «Сколько терпеть? Скажи конкретно. Назови день, год!»

Отомар: «Когда Валия кончит школу».

Дочь сдала экзамены, на выпускном вечере он, исполненный торжественных чувств, сидел рядом с Марутой — дружные и заботливые родители среди других подобных же пар.

На следующий день Алда пригрозила: «Либо ты завтра подашь на развод, либо расстанемся мы!»

«Что у тебя, горит? Чего тебе не хватает? Вот пусть Валия поступит в институт...»

В тот раз Алду тоже пришлось долго уговаривать и дожидаться: «нора» все лето пустовала. «Зачем я стану приходить, раз ты на мне не женишься».

Алда не выдержит, сейчас примчится. Я еще не до конца починен, но докажу ей, что снова силен и всегда таким буду. Двадцать пять лет разницы? Ну и что? От молодых женщин и пожилых мужчин рождаются, говорят, самые умные и красивые дети. У Отомара помимо любовного появилось к Алде еще и отцовское, не совсем растраченное чувство, что придавало их отношениям особую прелесть, теплоту, пикантность. В одной женщине объединялось все: может быть, именно этого он и ждал всю свою долгую мужскую жизнь. «Того, что я могу дать женщине сейчас, я не мог дать ей в юности и еще долго после нее. Сейчас я могу многое: комфорт, удовольствия, общество. В конце концов, эта молодая женщина рядом со мной нужна мне еще и для престижа — показать миру, на что я еще способен! Что меня еще можно желать. Что моя цена еще высока. Для самоутверждения: я еще не какой-то там старец, но настоящий мужчина. И могу сделать молодую женщину счастливой во всех отношениях».