Разные годы жизни

Под окном лежит капитан медицинской службы, хирург медсанбата Лидия. Раненная во время операции осколком бомбы, она лишилась правой руки. И она еще спит, вернее — притворяется спящей. Видимо, обдумывает, чем бы с утра испортить нам настроение. У Лидии увядшее лицо с плотно сжатыми бескровными губами. Мы с нею вроде в состоянии войны. Мы — это Галина Захарова, Людмила Иванова и я, старший лейтенант Лайма Лея. Койка Людмилы в углу, возле дверей; чуть приподняв голову, я вижу ее бледное лицо, даже во сне сохранившее болезненно-грустное выражение. Трудно поверить, что эта девчушка много раз летала в тыл врага, что, пытаясь спасти горящий самолет, она только в последний миг выбросилась с парашютом. У нее высоко ампутированы обе ноги. Вообще-то Людмилу поселили в нашу палату последней, совсем недавно, и мы еще не успели с ней по-настоящему познакомиться.

Миновала еще одна ночь, долгая и мучительная. Как странно: именно ночью особенно остро чувствуешь боль и мрачные мысли отгоняют сон. Что ждет нас, меня и Людмилу? Кому мы, такие искалеченные, нужны? В двадцать один год попасть в дом инвалидов? Молодость и инвалидность — какие несовместимые понятия! И как несправедливо до слез, как ужасно больно будет, если ветхая старушка, жалея тебя, скажет: «Бедненькая, такая молодая — и уже...» Или, не скрывая любопытства и сострадания, покачивая головой, начнет выспрашивать: «Где это тебя, деточка, так угораздило?»

Скоро кончится война, закроется госпиталь, и что тогда, Лайма? Что ты умеешь? Что ты можешь делать, чтобы не быть людям в тягость?

Галина скоро выпишется: после Нового года будет готов протез ноги. Где-то под Воронежем ее ждет муж. Пусть и он инвалид войны, но верный, любящий друг. У нее есть кров над головой. Она кое-что смыслит в механике. Счастливица Галя!

И у меня в последние два года был такой близкий человек... Нареченный... Мы мечтали об окончании войны. А теперь? За все эти долгие месяцы он не написал мне ни строчки, мои письма остаются без ответа. Жив ли он, Мартын, веселый парень, отважный офицер разведки полка? И любил ли он меня по-настоящему? Да и любовь ли это, когда кто-то под шквальным огнем прикрывает тебя своим телом, когда на опасные задания старается посылать не тебя, а уж если ты идешь, то провожает в сырую ночную мглу взглядом, полным нежности и печали?

С каким нетерпением я жду весточек из части, которая воюет уже где-то под Будапештом! Напиши мне, Мартын, скажи — «да» или «нет»!

Звякнула застекленная дверь, в палату входит санитарка Настя. Это значит, что сейчас ровно-ровнехонько восемь: она очень точна, эта энергичная женщина с простым, открытым лицом, заботливая как мать.

Обычные утренние процедуры. Завтрак в глиняных мисках, которые терпеть не может Галина: однажды неуклюжая поделка даже полетела в коридор и разлетелась на мелкие осколки.

Врачебный обход. Мы к нему равнодушны: каждый день одни и те же вопросы, одно и то же выражение лиц. Разве могут помочь прославленные медики тому, у кого нет рук или ног? Может быть, когда-нибудь, через много-много лет, хирурги научатся пришивать новые конечности так же ловко, как они их сегодня отрезают. Но покуда... Эх, да о чем говорить! Удивительно одно: пока ты здоров, и думать не думаешь, что значит нога или рука. Есть — и все тут! А вот когда их лишаешься, даже один палец теряешь — вот когда только доходит.

Смотрю на Людмилу, и мне почему-то вдруг думается, что она никогда не станет гулять со своим ребенком, отводить его в школу в день первого сентября. Да и найдется ли вообще человек, который захочет связать жизнь с нею, со мной, с другими девушками из этого печального дома.

Я еще не знаю, что́ главное в любви. До сих пор была убеждена, что, конечно, не внешность человека! Эта уверенность меня еще не подводила. А теперь, когда случилось чрезвычайное, трудно постигаемое? И вот уже колеблются, ломаются, гибнут все прежние представления о жизни, о людях... Хотя бы та же Людмила: два дня подряд к ней приходят курсанты авиационного училища и на руках уносят ее. Хирург Лидия, сдвинув брови, провожает это шествие враждебным взглядом:

— Тихоня! Не может сказать, куда она с ними. Вот увидите, добром это не кончится.

— Хватит, надоело! — резко обрывает ее Галина. — Каждый раз одно и то же... Пошла бы сама, поглядела — куда. Или у начальства спросила бы. И вообще, какое ваше дело, завидки берут, что ли?

Ну, пошло-поехало! Сейчас Лидия скажет, что и мы бы не прочь развлечься там, в парке...

Точно! Сердитый Лидин голос бубнит:

— Только одно у вас на уме — мужики! А Людкиного поведения я больше терпеть не намерена. Позорит всю палату, честь офицера... вообще женщин.

— И всемирный пролетариат! — иронически заканчивает Галина.