Разные. Мужское и женское глазами приматолога

Более глубокая проблема заключается в том, что мы ищем параллели человеческого гендера у гамадрилов, которые, в отличие от нас, не являются человекообразными обезьянами. Вы можете видеть себя иначе, но генетически мы являемся характерными представителями небольшого семейства гоминид. Мы даже не ответвление. Семейство гоминид определяется отсутствием хвоста (в то время как у остальных обезьян есть хвосты), уплощенной грудью, длинными руками, крупным телом и исключительно развитым интеллектом. Помимо людей в это семейство входят шимпанзе, бонобо, гориллы и орангутаны. Никто еще ни разу не приводил веских биологических доводов, почему людей не следует называть обезьянами — двуногими человекообразными обезьянами, если угодно. Некоторые даже предлагали совместить наш вид с видами наших ближайших родственников — шимпанзе и бонобо. Тем не менее, по историческим и эгоистическим соображениям, мы лелеем наш особый биологический род Homo. Но, учитывая сходство нашей ДНК с ДНК человекообразных обезьян, было бы уместно, выражаясь словами американского географа Джареда Даймонда, классифицировать нас как «третьих шимпанзе»[140].

Несмотря на отдаленность от нас гамадрилов, изучение этих обезьян показало влияние на приматологов женского пола (и приматологов-феминисток). За гамадрилами проще всего наблюдать, в силу чего они первыми стали предметом исследований в естественной среде обитания. Они превратились в объекты многочисленных наблюдений в дикой природе, и поэтому на их примере видно, как гендер исследователя воздействует на его или ее научный подход.

Однажды я следовал пешком за стаей гамадрилов в Кении. По сравнению с выслеживанием приматов в лесу это было проще простого. С приматами, живущими на деревьях, приходится постоянно запрокидывать голову, чтобы разглядеть их сквозь густую листву. Можно увидеть только фрагменты их социальной жизни, поскольку при возникновении конфликта или опасной ситуации они тут же исчезают. Лишь ученым, которые тратят годы на то, чтобы приучить лесных приматов к себе, удается разглядеть больше. Приучение обезьян к своему присутствию требует терпения, и изначально немногие полевые исследователи тратили на это время.

Наше генеалогическое древо показывает, как миллионы лет назад отклонялись от основной ветви в своем развитии пять сохранившихся видов гоминид (люди и высшие приматы). Поскольку бонобо и шимпанзе отделились друг от друга гораздо позже нашего расхождения на сестринские ветви от общего предка, они для нас одинаково близки. Гориллы немного дальше от нас, а орангутаны — дальше, чем гориллы. Гоминиды отделились от мартышкообразных обезьян около 30 млн лет назад

А гамадрилы путешествуют по открытой саванне, они всегда начеку из-за опасностей, которые поджидают их в высокой траве. Эти особи не слишком боятся людей с биноклями и планшетами: продолжают заниматься своими делами, то есть в основном рыщут в поисках трав, фруктов, семян, кореньев, а иногда — детенышей антилопы. Они любят мясо, но в основном употребляют растительную пищу. Почти вся стая остается в зоне видимости друг друга, даже во время любой бучи и драки. В саванне нетрудно наблюдать за развитием таких событий, что принципиально отличается от ситуации в лесу.

Помимо легкости и удобства наблюдения за гамадрилами на равнинах, у приматологов была и другая причина сосредоточиться на них. Наши предки покинули лес, чтобы поселиться в саванне, и гамадрилы как вид представляют собой идеальную модель, поскольку следовали тем же путем. Они приспособились к такой же среде обитания. Приматологи приводили этот экологический довод снова и снова, так что людям уже стало казаться, что нет никакого смысла в изучении других приматов. Этот довод подходит не только в отношении гамадрилов Куммера и Цукермана, но и в случаях близкородственных им других видов павианов, у которых самки не «принадлежат» никаким самцам. У этих павианов — представленных видами чакма, а также анубисами и желтыми павианами — самки независимы. Они образуют независимое от самцов сплоченное родственное сообщество. По достижении половой зрелости сыновья их уходят, чтобы присоединиться к другим стаям — как живущие в стае взрослые самцы когда-то пришли извне.

В золотую эпоху маскулинной приматологии акцент делался исключительно на драчливых самцах. Их описывали в почти милитаристских терминах и считали исполнителями функции власти. Иерархия самцов была главной опорой сообщества, которая регулировала все аспекты социальной жизни, включая безопасность матерей и потомства[141]. Самки павианов путешествуют с детенышами на спине, а материнский хвост служит малышам спинкой кресла. Ученые описывали порядок павианов в стае как нечто похожее на боевое построение: многочисленные самки с детенышами в страхе сгрудились посередине в окружении самцов с внушительными клыками, готовых дать отпор внешней угрозе.