Читаем Разные стихотворения полностью

А ветер доносит к ней отзвуки боя:

Враги наступают, скрежещет металл.

Вот будто затихло, вот новой волною

Донесся их криков ликующий шквал.

Вот видит она: вдоль излучины дальней

Израненный воин идет чуть живой,

И дышит тоской его облик печальный,

И сталью разбит его шлем боевой.

"О юная дева, спасайся скорее

Бежит наше войско, враг рвется сюда,

Там, в вересках, Генри лежит, коченея.

Из зарослей леса идет к нам беда!"

Он больше не поднял потухшего взора,

Бессильно поникла она у воды,

И солнце угасло над озером Торо

И для Героизма и для Красоты.

1806

Паломник

Перевод С. Петрова

"Откройте! Смилуйтесь надо мной!

От ветра кидает в дрожь,

Метет поземка, и в тьме ночной

Тропинку еле найдешь.

Пришел не дичи запретной стрелок

Приюта у вас искать,

Хотя и отверженец бы мог

Здесь состраданья ждать.

Я – грешный паломник из стран чужих,

Измаялся, с ног валюсь!

Впустите меня, ради всех святых!

А я за вас помолюсь.

Кресты и ладанки вам отдам

И отпущенья грехов,

А если не надобно этого вам,

Из милости дайте кров.

Оленю и лани вдвоем тепло,

Зайчишка укрылся в нору,

А меня, старика, совсем замело,

Хоть замерзай на юру!

Чу! Эттрик яростно ревет,

Он страшен в полночный час.

Переходить мне Эттрик вброд,

Коль жалости нет у вас.

Ворота заперты на засов,

Железом окован вход,

А к сердцу хозяина мой зов

И вовсе не дойдет.

Прощай! И бог не попусти

Тебя в такую же ночь

На старости лет, как я, брести

От дома чужого прочь".

Смотритель лесов слышит зов и стон,

Да жаль покидать постель,

Но будет не раз их слышать он

В декабрьскую метель.

Ведь заутра заря сквозь туман речной

Узрела меж дерев:

Паломник скорчился под ольхой,

Давно окоченев.

1806

Дева из Нидпаса

Перевод И. Комаровой

У тех, кто любит, острый глаз,

Слух чуток у влюбленных.

Любовь умеет в горький час

Утешить обреченных.

В покоях Мэри целый год

Уныние царило.

Но вот она на башне ждет,

Когда вернется милый.

В очах погас былой огонь,

Краса от слез увяла;

Как лед прозрачная ладонь

Свечи не заслоняла.

Порой, рассеянна в речах,

Что маков цвет краснела;

Порою, всех ввергая в страх,

Была бледнее мела.

Но минул год. Грядет жених,

И дева еле дышит,

И раньше псов сторожевых

Далекий топот слышит.

Чуть виден всадник. А она

Один лишь взгляд метнула

И из высокого окна

Ему платком махнула.

Он подъезжает – и молчит,

Как будто Мэри нету,

И тонут в цокоте копыт

Слова ее привета.

Едва взглянув, проехал он.

Она одна осталась...

И с губ слетел чуть слышный стон,

И сердце разорвалось.

1806

Скиталец Уилли

Перевод Г. Бена

Я счастье забыла, когда ты, мой милый,

На быстром фрегате уплыл от меня.

В безбрежную даль я смотрела с печалью,

Разлучницы-волны жестоко кляня.

В далеких, неведомых водах кочуя,

Сражался с врагами, скиталец ты мой.

Тем слаще мне стали твои поцелуи,

Когда наконец ты вернулся домой.

Коль небо мрачнело и волны бурлили,

Я к морю спешила, тревогой полна,

Молясь, чтобы буря не тронула Уилли:

Пусть гнев на меня изливает она!

Теперь же фрегат твой стоит у причала,

Теперь ты вернулся под мирный свой кров,

И я не боюсь беспощадного шквала,

Мне кажется музыкой рокот валов.

Когда над волною пальба грохотала

И вас, храбрецов, прославляла страна,

Боясь за тебя, я украдкой рыдала,

И слава твоя мне была не нужна.

Теперь же про бури и грозные схватки

Я слушаю жадно, с волненьем в груди,

И я улыбаюсь: мне думать так сладко,

Что все эти беды уже позади.

Когда меж влюбленными дали морские,

Нам страшно, что стихнет любовный порыв:

Ведь часто сердца остывают людские,

И может отхлынуть любовь, как прилив.

И я – что скрывать? – сомневалась: быть может,

Любовь, словно птица, изменит напев.

А ныне сомненья меня не тревожат:

Ты все их рассеял, мне душу согрев.

Мой милый, ты долго в погоне за славой

Блуждал по просторам далеких морей,

Прославил ты родину в битве кровавой

И снова ты дома, у Джини своей.

Довольно уж, право, гоняться за славой:

Разбит неприятель – и ладно, бог с ним!

Конец всем терзаньям, конец всем скитаньям:

Вовек не расстанусь я с Уилли моим.

1806

Охотничья песня

Перевод В. Васильева

Гей, вставайте! Кто там спит?

Лорды, леди, рог трубит!

Горы серебрит заря,

Суетятся егеря.

Блещут копья. Лаю псов

Вторят крики соколов.

Слышно цоканье копыт.

Гей, вставайте! Кто там спит?

Гей, вставайте! Кто там спит?

Вспыхнул день. Волшебный вид!

Пробудясь, журчит ручей,

И туман уже бледней.

Лесники в глухом лесу

По росе тропят лису.

Лес как сказочный стоит.

Гей, вставайте! Кто там спит?

Гей, вставайте! Кто там спит?

Над ущельями гранит

В полдень даст прохладу нам,

Мы увидим по следам,

Где олень топтал луга,

Где о дуб точил рога.

Скоро травля предстоит.

Гей, вставайте! Кто там спит?

Песнь охотников звучит:

"Гей, вставайте! Кто там спит?

Время тоже каждый час

На прицел берет и нас:

Время сокола быстрей,

Время гончей стаи злей.

Время всюду нас тропит.

Гей, вставайте! Кто там спит?"

1808

Решение

Перевод П. Мелковой

Кляну я горький жребий свой,

Хоть мало толку в том.

Познал я с милой рай земной,

Но был он только сном.

Любим я был недолгий срок,

Покинут – без причин...

От счастья светлого далек,

Я буду жить один.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Медвежатник
Медвежатник

Алая роза и записка с пожеланием удачного сыска — вот и все, что извлекают из очередного взломанного сейфа московские сыщики. Медвежатник дерзок, изобретателен и неуловим. Генерал Аристов — сам сыщик от бога — пустил по его следу своих лучших агентов. Но взломщик легко уходит из хитроумных ловушек и продолжает «щелкать» сейфы как орешки. Наконец удача улабнулась сыщикам: арестована и помещена в тюрьму возлюбленная и сообщница медвежатника. Генерал понимает, что в конце концов тюрьма — это огромный сейф. Вот здесь и будут ждать взломщика его люди.

Евгений Евгеньевич Сухов , Евгений Николаевич Кукаркин , Евгений Сухов , Елена Михайловна Шевченко , Мария Станиславовна Пастухова , Николай Николаевич Шпанов

Приключения / Боевик / Детективы / Классический детектив / Криминальный детектив / История / Боевики
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное