Тем не менее, если бы он был в деревне, он мог бы защитить ее перед Ларушем. Каким бы грубым ни было вступление в разговор, в который никто не был приглашен, Йен счел столь же грубым не обращаться с дамой как с леди.
Однако его не было в стране. Он был в Лондоне. И вряд ли он мог больше вмешиваться в дела мисс Кинси. Не только потому, что ему нужно было оставаться в тени, но черт возьми. Он уже обманывал ее, исследуя ее отца, представляя себя распутным денди и наполовину влюбляясь в ее эфирного родственника.
Ян покачал головой. Нет. Нет, не был. Он не должен позволять себе увлекаться. Он просто чувствовал себя немного неловко из-за безусловного успеха медальона, который он ей подарил, и немного смущался из-за того, как он забыл о себе, и был польщен прозрачным восторгом Элизабет.
Роман шел слишком хорошо. Он даже придумывал себе причину. Ему пришлось бы смягчить свои дары и свою реакцию на ее очарование, иначе он начал бы воображать, что влюбляется в нее.
Тогда больше никаких любовных покупок. Кроме того, он не хотел, чтобы Элизабет пострадала, когда он исчезнет обратно в Хизерли. Конечно, она тоже может вернуться туда, откуда пришла, в любое время. Насколько он знал, это была ее первая поездка в Лондон. Не то чтобы она вообще изучала город. Он сомневался, что она отважилась покинуть дом Чедвик.
Если бы у него была такая явно страстная жена, как Элизабет, он бы развлекал ее так, что она никогда не хотела бы выходить из спальни, а тем более из дома. Ян закрыл глаза, и на его лице расплылась медленная улыбка, когда он вспомнил, как ее кожа касалась его рта, его губы касались впадины ее шеи, ее пальцы сжимали перед его рубашки, ласковые прикосновения ее языка к его губам. , и… Зевс. Вопреки здравому смыслу он надеялся увидеть ее сегодня вечером.
Она была красива. Невиновный. Соблазнительный. Если бы он был поэтом, он, без сомнения, написал бы для нее пару строк. Ян открыл глаза, и его письменные принадлежности резко сфокусировались. Во имя любви Господа.
«С таким же успехом можно попробовать», - сказал он вслух, самоуничижительно пожав плечами.
Он разложил чистый лист бумаги на столе, окунул перо в чернила и уставился на чистый лист. Он просидел так долго, что чернила высохли на ручке, и ему пришлось снова освежить кончик.
«Элизабет», - написал он. "Ты как…"
Ян откинулся на спинку кресла и задумался, держа перо на бумаге. Цветок? Нет. Слишком банально. Леди? Конечно, она была леди. Луна? Нет. Что, черт возьми, это вообще значило? Что она белая? Круглый? В небе плывет? Не будь дураком. Может роза? Нет, роза - это цветок. Проклятие.
Теперь в листке было четыре существительных подряд, каждое из которых по очереди вычеркнуто. Вдохновения не последовало. Ян вздохнул и переписал «розу». В любом случае он, вероятно, мог бы рифмовать это гораздо лучше, чем «леди» или «луна».
Он обмакнул перо и постучал краем по краю бутылки, размышляя о рифмах. Не будем врагами? Ты заставляешь меня забыть о моих бедах? У всех нас есть взлеты и падения? Вот только как дела? У тебя красивый нос? Мне нравятся твои голые пальцы ног? На тебе нет шланга? Я не умею писать прозу?
Аргх.
Быть поэтом было намного труднее, чем можно было бы подумать. Как они изобрели рифмы, чтобы выразить такие чистые, простые чувства, как наслаждение женским обществом, очарование ее легкой улыбки, пробуждаемое ее робкой страстью, щекотка ее остроумия?
Ян написал и вычеркнул еще несколько строк, прежде чем взглянуть правде в глаза. Его стихи были ужасны, и он чувствовал себя ослом. Он сжал бумагу в кулаке и швырнул ее в стену. Он пригнулся, когда тот срикошетил и чуть не ударил его по лицу. Зубы Пса, он даже не мог бросить как следует.
Выправив письменные принадлежности, Ян повернулся, чтобы посмотреть, куда упал скомканный мяч. Черт возьми, проклятая штука выкатилась прямо за дверь. Меньше всего ему было нужно, чтобы его сотрудники наткнулись на это и посмеялись над его счетом.
Вздохнув, Йен встал и потянулся за бумагой, схватил ее и сунул в карман. Он должен беспокоиться о Чедвике, а не об Элизабет. Ему нужно было сосредоточиться на своей миссии. Одна ваза, один ящик с ложным дном, одна декоративная рамка и одна потайная полая книга. Он уже нашел половину, так что оставалось только двое.
Сегодня вечером он будет искать вазу.
* * *
После ужина Алисия зашла в музыкальную комнату, чтобы постучать по фортепиано, но в итоге села на скамейку и уставилась в пространство. До прошлой ночи, когда мистер Моррисси попытался утешить ее, она думала, что все мужчины - снисходительные, непостоянные идиоты - кроме Роуга, конечно.
Он высказал возражение в ее пользу, потому что не мог знать, что ее давно уже не ранило что-либо, что бы сказал Луи. Музыка нарастала, он обнял ее, создавая иллюзию уединения, и выражение его лица было довольно серьезным, когда он сказал, что все мужчины не такие, как Луи, и он, например, ценит женщину с умом. Насколько это было сладко?