Разоблаченная Изида. Том 2. С комментариями

Одно из этих племен отмечено своим расположением к культу огня. При восходе и заходе солнца всадники слезают с коней и, повернувшись к солнцу, бормочут молитву; а при каждом новолунии совершают таинственные обряды, длящиеся всю ночь. Для этой цели у них поставлена особая палатка, и ее толстая, черная, шерстяная материя украшена вещими знаками ярко-красного и желтого цветов. В центре помещается что-то вроде алтаря, охваченного тремя медными обручами, к которым подвешены многочисленные кольца на веревках из верблюжьей шерсти, которые каждый поклоняющийся во время церемонии держит правой рукой. На алтаре горит любопытная старинная серебряная лампа, – реликвия, найденная, возможно, в развалинах Персеполиса[1261]. Эта лампа с тремя фитилями представляет собою продолговатую чашку с ручкой и, очевидно, принадлежит к классу египетских погребальных ламп, которые когда-то в изобилии были находимы в подземных пещерах Мемфиса, если мы можем верить Кирхеру[1262]. Она расширяется с конца к середине, и ее верхняя часть имеет форму сердца; щели для фитилей образуют треугольник, а центр ее покрыт опрокинутым гелиотропом, прикрепленным к изящно вырезанному стеблю, начинающемуся из ручки лампы. Это украшение ясно говорит о ее происхождении. Это был один из священных сосудов, употреблявшихся в культе солнца. Греки дали гелиотропу[1263] его имя из-за его странного свойства всегда наклоняться в сторону солнца. Маги древности пользовались этой лампой в своих поклонениях; и кто знает, не совершал ли Дарий эти таинственные обряды, озаряя ее тройным светом лицо царя-иерофанта.!

Мы упоминаем эту лампу потому, что с ней связана одна странная история. Что делают курды во время своих ночных обрядов поклонения луне, мы знаем только понаслышке, поскольку они это тщательно скрывают и ни один чужестранец не может быть допущен к этим церемониям. Но в каждом племени есть старик, иногда несколько, которые считаются «святыми», знающими прошлое и могущими раскрыть тайны будущего. Их очень уважают и обычно обращаются к ним за сведениями в случаях краж, убийств или опасности.

Путешествуя от одного племени к другому, мы провели некоторое время в компании этих курдов. Так как мы не собираемся писать автобиографию, то пропускаем все подробности, не имеющие непосредственного отношения к какому-либо оккультному факту, и даже из числа таковых упоминаем лишь несколько. Мы просто скажем, что [однажды] очень дорогое седло, ковер, два черкесских кинжала, богато оправленные и окованные золотом, были украдены из [нашей] палатки; курды во главе с вождем племени пришли к нам и поклялись, призывая Аллаха в свидетели, что этот вор не мог принадлежать к их племени. Мы поверили этому, так как это был беспрецедентный случай среди этих кочевых племен Азии, славившихся своим отношением к гостю как к чему-то священному, как и, однако, той легкостью, с какой они грабят и иногда убивают его, как только он переходит границы их аула.

Один грузин, принадлежавший к нашему каравану, посоветовал обратиться за помощью к кудиану (колдуну) их племени. Это было устроено с большой секретностью и торжественностью, и наше собеседование было назначено на полночь, когда будет светить полная луна. В назначенный час нас провели [к нему] в палатку.

Большая дыра, или квадратная щель, была проделана в куполообразной крыше палатки, и через нее вертикально лились в палатку лунные лучи, смешиваясь с колеблющимся тройным пламенем небольшой лампы. После нескольких минут заклинаний, обращенных, как нам показалось, к луне, колдун, старик огромного роста, пирамидальный тюрбан которого касался потолка палатки, вынул круглое зеркало того рода, которые известны под названием «персидских зеркал». Отвинтив его крышку, он в течение более десяти минут дышал на зеркало, стирая влагу с его поверхности пучком трав и все время бормоча заклинания вполголоса. После каждого обтирания стекло становилось все более и более сверкающим, пока, наконец, не стало казаться, что его хрусталь начал излучать сверкающие фосфорические лучи по всем направлениям. Наконец эта операция была закончена; старик с зеркалом в руке стал бездвижным, словно статуя. «Смотри, ханум… смотри пристально», – шептал он, едва двигая губами. Тени и темные пятна начали собираться там, где за минуту до этого ничего не отражалось, кроме сияющего лика полной луны. Еще несколько секунд – и там показались хорошо знакомое седло, ковер и кинжалы, которые, казалось, поднимались как бы из глубины ясной воды, с каждым мгновением становясь все более четко очерченными. Потом появилась еще более темная тень, витающая над этими предметами, которая постепенно уплотнилась, и затем, видимая так же, как в меньшем конце телескопа, во весь рост появилась фигура мужчины, склонившегося над ними.

«Я знаю его! – воскликнула пишущая эти строки. – Это татарин, который приходил вчера вечером и предлагал продать своего мула».